Один только папа иногда меня понимает, но чаще всего он на стороне мамы и Марго. А еще я терпеть не могу, когда они при посторонних рассказывают о том, как я плакала и какая я разумная, мне это кажется ужасным, а иной раз они говорят о Моортье, и этого я совсем не могу вытерпеть, так как это мое уязвимое и слабое место. По Моортье я тоскую каждую минуту, и никто не знает, как много я о ней думаю. Каждый раз, как я думаю о ней, глаза мои наполняются слезами. Моортье такая милая, и я ее так люблю, и я даже строю в мечтах планы, чтобы она снова вернулась.
Мне здесь всегда так прекрасно мечтается, но реальность такова, что мы должны находиться здесь, пока не кончится война. Нам нельзя никогда выходить на улицу, и приходить к нам могут только Мип, ее муж Ян, Беп Фоскёйл, менеер Фоскёйл, менеер Кюглер, менеер Клейман и мефрау Клейман, но она не приходит, потому что считает это слишком опасным.
СЕНТЯБРЬ 1942 г. (ДОБАВЛЕНИЕ)
Папочка всегда такой милый. Он понимает меня абсолютно, и я хотела бы хоть раз поговорить с ним откровенно, только бы не залиться сразу слезами. Но, говорят, это из-за моего возраста. Я хотела бы все время писать, но тогда будет уж слишком скучно.
До сих пор я записывала в мою тетрадь в основном одни мысли, а до интересных рассказов, которые я потом смогла бы кому-то прочитать, так и не дошла. Но в дальнейшем я лучше не буду или буду меньше изливать свои чувства и больше придерживаться действительности.
ПЯТНИЦА, 14 АВГУСТА 1942 г.
Дорогая Китти!
Я тебя покинула на целый месяц, но у нас не так много нового, чтобы рассказывать каждый день что-нибудь интересное. 13 июля пришли Ван Дааны. Мы думали, что это будет четырнадцатого, но, так как немцы между 13 и 16 июля все больше и больше допекали людей, слали повсюду повестки, Ван Дааны решили, что безопаснее прийти на день раньше, чем на день позже.
Утром, в половине десятого (мы еще завтракали), пришел Петер Ван Даан, довольно скучный и застенчивый дылда, которому еще нет шестнадцати и чье общество не много обещает. Через полчаса явились мефрау и менеер Ван Даан, она, к нашему всеобщему восторгу, с большим ночным горшком в шляпной коробке. «Без горшка я нигде не чувствую себя дома», – объяснила она, и горшок был первым предметом, который нашел себе место под диваном-кроватью. Менеер не принес горшка, но зато под мышкой – складной чайный столик.