У этого поворота она и остановилась.
Улочка, которую выбрал Эд, ничем не отличалась от всех остальных – разве что глухая вонь, доносимая крепнущим ветерком, свидетельствовала о близком соседстве трущоб. По обеим сторонам улочки тянулись хилые одноэтажные домики с соломенными крышами. Сточная канава здесь была почти такой же ширины, как и дорога. Чистили её намного реже, чем стоки в центре города, и кобыла Магды волновалась и гневно раздувала ноздри, пятясь от зловонной лужи.
– Тише, милая, пожалуйста, – прошептала Магдалена, не отрывая глаз от Эда, который, спешившись, подошёл к двери, не отличавшейся от всех остальных. Впрочем, нет, кое-чем всё же отличавшейся: под стрехой крыши Магда заметила небольшую деревянную вывеску, на которой красной краской была просто, но чётко и даже красиво нарисована змея, заглотившая собственный хвост.
Эд постучал, по-прежнему спокойно, не таясь и никуда не спеша, как будто знал, что его ждут здесь. Его и правда ждали: дверь отворилась почти тотчас же. Любой дворянин на месте Эда, взбреди ему в голову посетить подобное место, воровато оглянулся бы и опасливо скользнул внутрь, плотно прикрыв за собой дверь…
Но Эд из города Эфрин не был дворянином. Он был смердом, которого возвысил конунг, и смердом остался. Поэтому он не стал оглядываться.
Та, кто открыла дверь, шагнула на порог, закинула руки Эду на шею и приникла к его рту долгим, исступлённым поцелуем. Она правда его ждала, и, судя по всему, ожидание было долгим. Крепкие руки Эда легли ей на талию, быстро и плавно притянули к себе, и женщина чуть не задохнулась, но не оторвалась от его губ.
Они не прятались. Их заливало светом взошедшее солнце.
– Су-ударь… су-ударь, да-айте моне-етку.
Маленькая грязная лапка дёргала Магдалену за сапог.
Магда посмотрела вниз, на чумазую рожицу ребёнка, возраст и пол которого было невозможно определить. Оглянулась, сквозь застилавший глаза туман различая обращённые к ней лица, удивлённые, тупые, как у овец. Они все смотрели на неё, и никто не смотрел на её мужа, целовавшего в пяти шагах от них какую-то женщину. К этому-то зрелищу они, похоже, привыкли – а незнакомый лорд был в новинку.
Магда отстегнула от пояса кошелёк и разжала пальцы. Тяжёлый мешочек, набитый серебром, хлюпнулся в грязь. Бесполое дитя выпустило сапог Магды и, истошно завопив, кинулось наземь. К нему немедленно подоспела стайка соперников. С этой отчаянной потасовкой и с неистово целующейся парой Нижний Сотелсхейм вступил в новый день, а жизнь Магдалены Фосиган начала подходить к концу.