– Меня – не красит?.. – возмутился Павел Олегович, вспомнив двухметровое эфирное создание, с которым больше месяца назад познакомился в ночном клубе. – А кого красит, хотел бы я знать?..
– Тебя – не красит, – уничижительно тихо повторил тесть Исаак Исаакович. – И семью твою...
Машина встала на светофоре, и Павел Олегович, высунувшись, покосился на сбитые ботинки нищего на тротуаре и, не удержавшись, состроил ему рожу. Нищий подумал и дважды плюнул Павлу Олеговичу в лицо, а водитель, выругавшись, тронул машину.
– Как вы, Павел Олегович? – обернулся он.
– Ничего особенного! – Павел Олегович хохотнул, утираясь. Вся его жизнь была чем-то похожа на сегодняшнее происшествие, вдруг понял он.
А через час в очках от Жана Поля Готье Павел Олегович сидел и исправно давал интервью федеральному каналу.
– Оставляете ли вы чаевые дворникам? – занозливо выспрашивал его корреспондент с лицом юного лиса. – А уборщице, подмывающей ваши плевки на площадке перед дверью?..
Пал Олегович устал отвечать, поднялся и вышел.
– В магазин деликатесов, – велел он шоферу. – А лучше отвези-ка меня в храм, – внезапно махнул рукой Павел Олегович. – Давай, вези. – И Голда бросил взгляд на серое здание собственного банка.
Очень грустный взгляд, надо вам сказать...
«Проходят годы, и видишь, что выбрал и от чего отказался, прав был или не прав», – размышлял Павел Олегович, глядя в спину водителя. Шел второй день пребывания «Ионы – Счастья Лучезарного» в Москве, и завтра у иконы ожидалось столпотворение.
«Богатая женщина... Богатая – в смысле фигуры, – глядя на Наташу Тупицыну, развешивающую на своем балконе пододеяльники, думал дворник Синяков. – Тело богини и душа».
У серой стены дома, на солнечной стороне, было необычайно тихо и тепло. Дворник перестал мести, присел на корточки и закурил.
«Вот ведь дурость какая – пропаганда бессилия, не больше и не меньше, – размышлял он. – Помню, внушали в школе, мол, работай честно, Миша Синяков, и будет тебе счастье, и где оно – счастье-то?..»
Михаил Алексеевич прищурился, написав на песке несколько нецензурных слов...
Дворником он начал работать сразу после армии, таким вот без талантов родился, а чистоту очень любил – просто не мог равнодушно смотреть на мусор, хотелось чистоту наводить... Прошло двадцать лет, а счастья Михаил Алексеевич так и не увидал к своим сорока годам, хотя работал с каждым годом все прилежнее, с огоньком, даже больничных не брал.