В последнем рассуждении много жизненной правды. Действительно, на склоне своего исторического возраста народам бывает присуще желание впасть в тихое постисторическое засыпание. Жизнь в истории и реализация своей государственной воли – занятие совсем не такое сладостное и зачастую сопряженное с немалыми проблемами и неудобствами, тогда как эвтаназия своего исторического бытия избавляет от многих проблем. Бывают очень благоустроенные богадельни, и отчего же не попробовать – попытка не пытка – приписаться к одной из таких. В конце концов список исторических приключений России таков, что после столь сильного разнообразия однообразное засыпание может показаться вполне приятным. Все-таки суверенитет – это, возможно, и самостоянье, и залог величия, но это самостоянье регулярно требует крови, пота и слез, а историческая эвтаназия ничего такого не требует. А если это даже и не демократия суверенного народа, но всего лишь выборное местное самоуправление (дозволяемое при самых разных и не обязательно демократичных государственных устройствах) – так не в терминах счастье.
Суверенитет – это, возможно, и самостоянье, и залог величия, но это самостоянье регулярно требует крови, пота и слез, а историческая эвтаназия ничего такого не требует
В принципе оно бы и хорошо, и сладостно (по крайней мере, на первый взгляд, за более углубленный не поручимся), но беда в том, что и рады бы в рай (если это точно рай, а не что другое), да грехи не пускают.
В нашем случае грех России – это уже хотя бы ее величина. Впрочем, история с географией тоже вносят свою лепту. Россия в ее нынешнем виде никак не годится на роль десуверенизированного субъекта местного самоуправления. Слишком много населения, слишком большая территория (десять часовых поясов – такого вообще нигде в мире нет), слишком протяженные границы и слишком проблемные соседи.
Историческая эвтаназия возможна только по частям, потому что целиком такой кусок никто заглотить не в состоянии. Не Европа с ее компактными владениями.
В принципе возможен и вариант вхождения в прекрасный новый мир по частям, хотя в этой связи вспоминается недавний жизненный анекдот. Один видный реформатор начала 90-х встречался с прогрессивной общественностью, и ему был задан прямой вопрос: имеет ли он какие-нибудь возражения против разделения России на множество компактных демократических государств. Реформатор отвечал, что имеет, и в духе уже старинного анекдота о том, как было двенадцать причин, почему пушки не стреляли, причем первая заключалась в том, что не подвезли пороха, указал на первую причину: Россия есть ядерное государство, и при ее раздроблении неизбежно возникнут проблемы, допустим, между Псковским и Новгородским княжествами насчет того, как делить боеголовки. Данная перспектива представлялась ему столь нежелательной, что об остальных одиннадцати причинах он считал говорить излишним. На это последовало: «И это все, что вы можете сказать?»