Им на головы стали падать наполовину растворившиеся в ничто
балки вместе с потолком, открывая вид на всепоглощающую черноту.
Лишь сила Михаила каким-то образом защищал от исчезновения стул, на
котором всё ещё сидел мальчик.
— Хорошо, — продолжая обнимать ещё совсем маленького ребёнка,
смотря на то, как стремительно разрушается это место, ответил
Михаил.
— С-спасибо…
Стоило ребёнку это произнести, как пространство вспыхнуло.
В этот же момент тело умирающего ребёнка на улице забилось в
конвульсиях. Если бы кто-то увидел эту сцену, то подумал бы, что в
его тело кто-то вселился, в чём был бы абсолютно прав.
Мальчик бился в конвульсиях где-то с минуты три. Вероятно, они
были самыми мучительными в его жизни. Вместе с этим деревянные
бочки с ящиками недалеко от него откинуло какой-то силой. Краска на
стенах зданий начала быстро сползать. К счастью, всё стихло
довольно быстро, иначе это точно бы привлекло чьё-то внимание.
Ребёнок резко открыл глаза, сделав глубокий вдох, чувствуя, как
по всему его телу разлилась уже привычная мистическая энергия. В
груди пульсировал ни холодный, ни горячий источник, помогая телу
хотя бы частично восстановиться.
Ранее зелёные, яркие глаза стали серыми и мутными.
— Я не вижу цветов, — констатировал безразличным тоном
Михаил.
Кажется, его ждало ещё много новых впечатлений…
Всё было либо серым, либо каким-то неестественно тёмным. Михаил
не был слишком уверен в том, что он стал «дальтоником» в полном
смысле этого слова, так как цвета он «не различал» слишком
странно.
Кое-как парень… наверное, теперь всё же просто «мальчик»
поднялся, держась за бок.
Кроме боли в теле Михаил ощущал неприятный зуд в голове, вместе
с которым приходило понимание того, что вообще происходит.
Очевидно, когда ребёнок сказал, что отдаст вообще всё, он не шутил.
Михаил получил не только тело, но и все воспоминания Рена. Так
звали ребёнка, душа которого, что прекрасно ощутил новый владелец
тела, ушла. Будь у нового владельца тела желание — получил бы и
душу. Желания, естественно, не было. Даже если бы Михаил загорелся
идеей возродить ребёнка — душу держать всё равно было негде.
Не говоря уже о том, хотел ли ребёнок этого или нет…
«Пожалуй, имя оставлю своё. Оно должно восприниматься местным
обществом нормально, учитывая язык», — чуть прикрыл глаза молодой
человек, облокотившись на стену здания.