– Отец, пришли мне «Дон Кихота», – попросил Андрей.
– А не рано? – я посмотрел на Саню.
Саня сказал:
– Дон Кихот отговаривает сына читать Сервантеса. Себя стесняешься? Пусть почитает, как ты воевал с ветряными мельницами… Слушай, а что с ними творится – Андрей в очках, у Ленки тоже плохо со зрением?..
– Много лет назад я взял у тебя Гарсиа Лорку и не вернул. Еще когда ты жил в Ново-Ленино, – вспомнил я.
– Я переболел Лоркой. Теперь я хочу садить огород.
– Он прямо заболел этим домом в порту Байкала, – сказала Ольга. – Мы решили купить дом. Там одних дров на три года хватит. Но у нас не хватает денег, и можно опоздать – хозяин продаст дом.
– Деньги найдем, – сказал Вампилов, – огород будем садить.
– Мне пора вылетать в Москву, а письмо Топорова я не сумел передать Распутину, – сказал я.
Вампилов обещал передать письмо и спросил, как я познакомился с Топоровым.
Я рассказал.
– Мы с Валентином как-то читали его «Крестьяне о писателях». Гениальная книга. Язык первозданный.
Вампилов прочитал письмо (Адриан Митрофанович не стал, разумеется, запечатывать конверт).
– Ядовитый старик, – усмехнулся Вампилов. – Щедринской породы. «Честные писатели всегда на Руси бичевали злочинцев».
Потом он вдруг сказал, будто решившись:
– Меня сильно огорчил Слава Шугаев. Последняя моя пьеса[11] была снята из номера с его помощью, может быть косвенной, но с его помощью. Антипин, как всегда, выступал дирижером, а Слава солистом. И рассказ Димы Сергеева выкинули. Я-то ладно, переживу, но Дима заработал право печататься… Пусть румяный критик разложит на части рассказ, но опубликованный уже. Конформист, сказал я Славе, конформист ты, Слава… Я понимаю, Мольер стелил Людовику постель, но «Тартюфа» до сих пор запрещают ставить на сцене… Некоторые же умудряются стелить постель и не умеют писать правду. Хотят преуспеть там и тут. Но Шугаев просчитался. Ему лучше уехать из Иркутска…
Мы заговорили о Зилове. Я назвал его прекрасным человеком. Это удивило Вампилова и обрадовало.
– Некоторые считают его монстром. – Он взял с полки журнал «Театр». – Вот что пишет некая дама…
Он прочитал отрывок, написанный в ослепленном состоянии, – Зилову отказывали в гражданстве. Мой спекулятивный ум подсказал и здесь «выход»:
– Но все-таки это лучше, чем замалчивание творчества[12].
– Лучше быть распятым, зато публично?.. А дама пишет: он злодей, он монстр… Потом, лет через сколько-то, поставят и будут играть не нас, не Зилова, а злодейство, а?! Или этакого Хлестакова закрутят…– размышлял он вслух.