Еще не открыв глаза, он услышал странные слова, которые заставили его сердце судорожно сжаться, а потом забиться в груди с такой силой, что казалось – оно вот-вот выпрыгнет через горло.
– Петька, да брось придуриваться! Не так уж сильно Давила тебя и придушил, чтоб ты Богу душу отдал! Очнись-ка, парень! – это были слова, сказанные по-русски, и Пьер, открыв глаза, увидел склонившегося над ним своего друга детства Фомку.
– Вот и порядок! Очухался мало-мало! Вот и лады! Привет, друг ситный! Вот так встреча! А я уж думал, что нам в лапы попала совсем другая птичка! Ну, как ты?
– Это ты, Фомка? Здравствуй, – голос плохо слушался Пьера, горло болело, саднило, в голове шумело, стучали молоточки, вызывая неприятную назойливую боль.
– Вестимо, я! Кто же еще? Здоро2во, коли не шутишь!
– Чтоб тебя!.. Что с Ивонной?
– Я так кумекаю, что эта дама – твоя женка, так?
– Да, да! Ивонна, ты здесь? Что с тобой? – И он оглянулся, ища глазами жену.
– Я здесь, Пьер, – слабым голосом ответила Ивонна. – Как ты? Мне так страшно. Кто это?
– Мадам! Я уже вам говорил, что произошла ошибка и теперь вам с мужем ничего не грозит. Так что все будет в порядке. И я приношу вам свои глубочайшие извинения! Мадам, умоляю…
– Ивонна, успокойся! – сказал Пьер, притягивая дрожащее тело к себе. – Это же Фомка, мы дружили в детстве. Ты должна его помнить. Он иногда к нам заявлялся, но потом пропал. Ты, вероятно, забыла.
– Да, да, возможно. Но меня всю трясет. Как ты себя чувствуешь?
– Думаю, что отделался просто испугом, да горло чуточку побаливает. Кто это меня так придушил? – спросил Пьер у Фомки, глядящего на него своими лукавыми, хитроватыми глазами.
– Э! Да пустяки. Это у нас Давила, такой специалист по части удавки. И дело свое, скажу я тебе, он знает прекрасно, – Фомка постоянно мешал русские слова с французскими, и Пьер с трудом улавливал смысл его речи.
– Так ты что, разбоем промышлять стал, Фомка?
– Тут, Петька, без этого трудно жить. Всякий помаленьку тем же промышляет. Только каждый на свой лад.
– Как же так, Фомка? Тебя же словить могут, повесить. Не боишься?
– А чего бояться? Смертушка-то одна. Никто не убежит от костлявой. А мы-то с тобой разве не разбойники, Петя? Вспомни!
– Так это когда было, Фома! Давно я уже перестал этим заниматься. Грех ведь это большой, Фома. Надо помнить об этом.