Салман прожевал шмат холодной баранины и коротко бросил:
– Раппани, Айза, Асланбек – вы остаетесь в лагере.
Асланбек, восемнадцатилетний паренек, гневно сверкнул глазами, но промолчал. Да, спускаться в аул опасно, но он мужчина, и не должен отсиживаться у костра рядом с женщиной и слабым московским гостем!
Дождавшись, пока три разведчика уйдут вперед, Салман взял тело Зелимхана на руки – окоченевшее, негнущееся в смерти. Рот оскалила гримаса боли. Будь прокляты шурави!
По узкой тропинке он легко шагал вниз. Аккуратно обошел установленные для непрошеных гостей «растяжки», скользнул взглядом по прикрытой ветками яме. Когда-то по ее дну ползали задыхающиеся от собственного дерьма русские пленные, изнасилованные, изрезанные. Покойный Арби, узнав, что родной дом выжгли термобарическими снарядами, а от них не спрятаться, не скрыться, все вокруг мгновенно заливает огненной лавой, и его родня корчилась в ней, лопалась кожа, вскипали глаза, зажаривалось еще все чувствовавшее тело… Арби швырнул в яму пару гранат. Зря. Пленных можно было бы обменять. Но Салман ничего не сказал тогда своему бойцу.
Враг, пришедший на землю нохчей, должен не просто умирать. Пусть ему будет больно, так больно, что на губах пузырится кровавая пена, пусть взрывается свет в глазах от отрубленных ног, рук, пусть острое лезвие ножа чиркает по горлу!
Ненависть, желание причинить боль – они жили где-то глубоко в душе Салмана всегда, а вырывались наружу не сразу, постепенно, с каждым убитым бойцом, с исчезнувшими родственниками. Когда артобстрел федералов сожрал Аминату и дочь, Салмана не стало, только острая ярость текла по венам. Если заканчивались патроны со смещенным центром тяжести, он подпиливал обычные. Траектория движения пули становилась непредсказуемой, мотала кишки, мучила, никакой промедол не помогал.
Только однажды в душе закопошился ужас. После ранения Салмана переправили в Европу на лечение. Он не возражал – подписанные в Хасавюрте соглашения фактически признавали независимость Чечни, цель ожесточенных боев достигнута, российские танки и БМП покинули страну.
Вернувшись, Салман не узнал Грозного. В руинах города скопилось больше страха, чем во времена активных боевых действий. Газеты взахлеб писали о публичных порках и казнях, восторгались нападением на Дагестан Шамиля Басаева.