– Так и скажу, всенепременно, – улыбнулась Наталья Васильевна.
– Васька думает, что ты дверь в Совет министров ногой открываешь, – махнула полотенцем в сторону мужа Маша.
Они попрощались и вышли за калитку. Банка с молоком приятно грела, настроение улучшилось и Наталья Васильевна с внучкой, не сговариваясь, рассмеялись.
– Девки, автобус был? Девки, скажите, пожалуйста, автобус был? Скудный голос, глухой и жалобный, раздался из темной будочки на автобусной остановке.
– Это нас спрашивают? – дернула за рукав Наталью Васильевну Соника.
– Наверное, – ответила Наталья Васильевна, оглядываясь по сторонам. – Был автобус, давно был.
Они подошли поближе.
– Господи, да это вы, Борис Алексеич?
– А, приехали, голубушки!
Мужчина встал, медленно пошел к ним на нетвердых ногах.
– Боже мой, что с вами случилось, миленький вы мой?
– Да, меня трудно узнать. Лица больше стало, – сказал он, посмеиваясь и поглаживая обширную лысину.
– Вы болеете? Что за вид?
– Нет, я здоровее, существенно здоровее, чем весь наш российский народ. Но меня выгнали с работы. Теперь я больше не учу детей географии родного края. Вот такая вот история…
– Вас выгнали из школы? Вас, лучшего учителя республики? Да что тут у вас происходит?
Наталья Васильевна взяла его под руку, и они медленно пошли по плотине.
– Слишком много выступал, надо думать, язык у меня без привязи… В нашей школе теперь сплошь мордыши командуют. Мой креведческий кабинет разграбили, всё по домам растащили. Так же варварски церковь двадцать лет назад грабили, когда прежний батюшка в Нижний Новгород на хлебное место подался. Вот такая история…
Наталья Васильевна слегка подергала его за рукав.
– Ну ладно, с работы выгнали, кабинет разграбили – это, конечно, ужасно, – говорила она шепотом, оглядываясь по сторонам, хотя нигде не было видно ни души. – Но все-таки это ещё не повод для превращения интеллигентного человека в… Бог знает что такое!
Она внезапно замолчала и призадумалась, поджав губы и нахмурившись.
– Да ты, голубушка не стесняйся, режь правду-матку в самую мою не трезвую морду. Да, это ещё не повод – превращаться из человека в обезьяну. Даже если тебя избили до полусмерти, обобрали до нитки, – он замолчал и долго откашливался, сплевывая себе под ноги. – Заперли меня в ту ночь со двора на замок, вывели всю скотину из хлева, хорошо, не сожгли ещё в доме живьем…