Осторожно разлепив плотно
зажмуренные веки и убедившись, что свет больше не слепит, я с
любопытством осмотрелся.
Так, что тут у нас. Большой овальный
зал, в несколько рядов расставлены прямоугольные… эээ… как же
назвать-то… вот – саркофаги. В одном из них я лежал минуту назад. У
всех саркофагов чёрный матовый корпус, на торцах мигают незнакомые
светящиеся символы. Они очень похожи на капсулы виртуального
погружения, но модель незнакома. Между рядами саркофагов оставлены
проходы полуметровой ширины. Слева и справа, во всю стену – десятки
квадратных ячеек. Наверное, камеры хранения. Ещё напротив каждого
саркофага имеется кресло из сероватого пористого материала. На
одном из таких кресел я прихожу в себя. Потолок, кстати, оказался
сплошной световой панелью, и свет от него шел совсем не резкий, а
мягкий, желтоватый, спокойный. Тем удивительнее. Сразу после
пробуждения, до укола, мне показалось, что я будто глазами первый
раз в жизни смотрю, никакой адаптации.
Незнакомца, который меня вытаскивал
из саркофага, я обнаружил в пяти шагах. По виду ему лет
двадцать-двадцать пять, белобрысый, со скучающе-нетерпеливым
выражением на худощавой физиономии. Сейчас он занимался какой-то
девушкой. Голенькой. Правила “рождения” явно для всех
одинаковы, независимо от половой принадлежности.
Видимо, парень – местный техник.
Что-то неразборчиво буркнув, техник
помог девушке спуститься из саркофага на пол, усадил пациентку в
кресло и разрядил пневматический пистолет в плечо. Затем отправился
к следующему саркофагу.
В этот раз процедуру изъятия я
наблюдал с самого начала, на ходу сочинив “инструкцию”. Проводим
пальцами по боковым кнопкам саркофага, дожидаемся, пока крышка
встанет вертикально, бросаем пару слов ободряющего напутствия:
“пошевеливайся, заторможенный!” Затем бесцеремонно выволакиваем
пациента наружу.
Пациент – мужик лет под пятьдесят,
моложавый, спортивного телосложения, с лёгкой сединой на висках в
чёрных коротких волосах. Он попытался проявить самостоятельность
сразу, как только босые пятки коснулись пола, но от слабости не
удержался на ногах. Так что техник, как и прочих, отбуксирован его
под руку к креслу. А затем техник куда-то пропал из поля
зрения.
Глядя на шевелюру нового пациента, я
невольно провёл ладонью по своему черепу. Теперь понятно, почему
макушка зябнет: череп гладкий, как колено, ни единого волоска. Зато
на лице скудная поросль прощупывается – по линии скул и подбородка.
Надеюсь, это выглядит стильно.