Глеб замер.
Все еще крепко прижимая Лану к себе, он осторожно, будто заглаживая вину, провел языком по ранке. Лана забилась в его руках, попыталась оттолкнуть, и он, все еще ошарашенный своим поступком, ослабил хватку.
Лана вырвалась, отступила на пару шагов, а ведь могла сбежать. И Глеб снова почувствовал, как в нем закипает злость. Почему не ушла?! Почему позволяет ему так себя вести?
Он прижал Лану спиной к дереву. Снова целовал ее — уже нежнее, чувственнее, сдерживая порывы. Приказал себе: без ее согласия не станет, не позволит. Прижался к Лане всем телом, дожидаясь, когда она оттает. Уткнулся носом ей в ухо — и дышал, дышал, успокаивая нервы.
И постепенно его огонь передался Лане. Кончик ее носа скользнул по его подбородку, ресницы защекотали щеку. Горячие ладошки нырнули к нему под майку.
Глеб улыбнулся. Чуть отстранился, чтобы удобнее было поглаживать пальцами ее скулу, щеку, подбородок.
Дыхание Ланы стало глуше и глубже. Она наклонила голову, подставляя шею под поцелуи, провела ноготками по спине Глеба, отчего его бросило в дрожь. Он выгнулся, позволяя волне наслаждения прокатиться по телу.
Теперь желание снова бешено пульсировало в нем, до озноба. Глеб запустил руки под байку Ланы и замер, ощутив под пальцами обнаженную грудь. Принцесса знала, чем закончится их прогулка. Она хотела того же…
Ощущение эйфории улетучилось еще до того, как они оделись.
Что-то изменилось в его отношениях с Ланой. Больше не было той простоты, легкости. Глеб смотрел, как она натягивает джинсы, и не понимал, что делать, что говорить. Лучше бы он сейчас оказался дома.
Светало, но Глеб не испытывал и малейшего трепета, наблюдая, как зачинается новый день. Он только чувствовал, что его кроссовки промокли, джинсы набрали росы и теперь липли к ногам. Саднили царапины, которые он получил в лесу. Трещала голова. Разгоряченное тело обжигал холодный утренний воздух.
Глеб взял Лану за руку, но не ощутил прежнего тепла. От этого стало совсем мерзко.
Проводив ее, Глеб отправился домой, поникший, разбитый. Он трогал свои волосы там, где недавно их касалась Ксения — и все не мог понять, почему одно и то же действие, произведенное разными людьми, дает настолько разные результаты.
А еще он думал о том, что ступил на дорогу, ведущую в ад. Возможно, его отец — да и муж Ксении — переживали нечто подобное. Потому что, когда запутываешься так сильно, что узлы только резать; когда захлебываешься от эмоций, словно ко дну идешь — а может, и без всяких «словно», — кажется, что алкоголь если и не спасет тебя, если и не вынесет на берег, то хотя бы даст передышку, как потерпевшему доску от тонувшего корабля.