К слову сказать, бандиты уверены в себе настолько, что даже
часового не выставили. Интересно, эти идиоты полагают, что в сказку
попали? Или настолько обнаглели от безнаказанности, что плевали на
возможную опасность? Петр и Отто битый час нарезали круги вокруг
избушки в поисках возможного охранника. Никого.
— Какие будут предложения? — глянув на инженера, спросил
Петр.
— У нас принято сначала интересоваться мнением младших, —
неопределенно ответил сорокалетний немец.
— И это правильно, — согласился Петр. — Так куда проще сохранить
свой авторитет и не сморозить глупость в глазах младшего.
— Совершенно верно. А еще это возможность для молодых проявить
себя.
— А для вас — снисходительно заметить, что молодой человек
невероятно прозорлив для своего возраста, коль скоро думает так же,
как и старший.
— И это тоже, — вновь согласился инженер, а потом требовательно
посмотрел на Петра.
— Значит, так. Мой опыт подсказывает, что рано или поздно они
захотят в туалет. И гадить будут не в избушке, а снаружи. Поэтому
начнем действовать, как только кто-нибудь из них выйдет на улицу.
Учитывая то, что карабин есть только у меня, я буду держать фасад.
Вы обойдете с тыла и возьмете под контроль заднее окошко. Итак,
убиваю первого. Потом пресекаем попытки бегства. И наконец
предлагаем им сдаться от имени полиции. Они бывшие каторжники и,
поняв, что выхода никакого, сдадутся. В России смертной казни нет,
а к каторге им не привыкать. Вот и весь план.
— Хм. Как у вас говорят, толково. Возражений не имею.
В этот момент из избушки донесся душераздирающий женский крик.
Как там сказал унтер? От бабы не убудет? А вот Петр так не думал.
Не кричит так баба, от которой не убудет. И ведь до избушки около
сотни метров. Пастухов даже дернулся, чтобы броситься к избушке
прямо сейчас. Но легшая на плечо и слегка надавившая рука инженера
остановила. Да, противно, да, от злости скулы сводит. Но сгоряча
тут ничего не сделаешь. Их двое против четверых бандитов. И это как
минимум.
Инженер успел занять позицию. И даже, наверное, слегка
подмерзнуть. Во всяком случае, Петра слегка пробрало. А тут еще и
дело к вечеру. Максимум еще час, и опустятся короткие зимние
сумерки.
Женские крики прекратились. Либо ее наконец оставили в покое,
либо смирилась, осознав всю тщетность стенаний. Но в одном Петр был
уверен: она жива. Если бы ее убили, то труп уже выбросили бы на
улицу. Ни к чему держать его в доме. Да и не стали бы ее убивать в
помещении, вывели бы на улицу, чтобы потом не затирать
кровь.