Петр медленно сдавал задним ходом, внимательно следя в зеркало
за знаками мастера. Наконец тот поднял руку вверх в стопорящем
жесте, и Пастухов нажал на педаль тормоза, останавливая грузовик.
Мастер опустил руку, словно говоря «вываливай».
Порядок. Петр выскочил из кабины, прихватив с собой брезентовые
рукавицы. Прежде чем накренить вбок борт и опорожнить кузов, нужно
было открыть запоры. Ни о какой автоматике тут и речи не шло.
Впрочем, и в его мире не так часто встретишь самосвал, где
автоматика работает исправно и можно обойтись без личного
вмешательства водителя. Разве только машина новая.
— Оп-па! Кого я вижу! Ну здравствуй, купец. Не ожидал?
Петр обычно не больно-то присматривался к каторжанам. Ну возятся
там вокруг насыпи — и пусть возятся. Они для него были самым
обычным пейзажем. Нет, конечно, за спину к себе никого не пускал.
Не то место, не та публика. Но и не приглядывался особо. А чего
глазеть? Друзей-товарищей среди каторжан у него нет.
Н-да. А вот теперь придется, видать, озираться повнимательнее.
Знакомец по «Крестам», тот самый щуплый усач с усмешкой душегуба,
смотрел на него злым и вместе с тем радостным взглядом. И те два
бугая с лопатами рядом. А вот и шестерка. Надо же, вся четверка
оказалась в одном месте.
Иван хотя и выходит работать, за инструмент никогда не
возьмется. Ему проще сдохнуть, чем уронить свой авторитет перед
окружающими, а главное, перед своей же кодлой. Случись ему
поработать, и те первыми от него отвернутся. А тогда уж и конец не
за горами. Причем весьма и весьма безрадостный, потому как
конкуренты будут стараться вдумчиво и с фантазией.
Поэтому, не имея своей, Иван забрал лопату у шестерки. Так-то не
в падлу, он же не работать собирается. В его руках этот инструмент
превратился в орудие убийства. Угу. Намерения этого урода
совершенно ясно читались в его глазах. Да и быки не отстают, ни
взглядами, ни вообще, дружно так надвигаются. Только шестерка
забегал глазками, но не испуганно, а с явственным злорадством.
Конвойные вроде и неподалеку, но встали в кружок и о чем-то
увлеченно беседуют.
— Придурок, у тебя что, две жизни? — Боднув его взглядом, Петр
отщелкнул крышку кобуры и положил руку на рукоять маузера. — Еще
шаг, и ляжете здесь в рядочек.
— А ты не пугай, купчина. Пуганные, — все же останавливаясь, с
некоей показной ленцой процедил Иван.