Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - страница 53

Шрифт
Интервал


Директора банка, поняв, что им не под силу вернуть доверие народа и предотвратить крах, не подвергая себя риску пойти ко дну вместе с теми, кого они намеревались спасти, отказались выполнять соглашение, участниками которого являлись. Они сложили с себя всякую ответственность за его дальнейшее выполнение, заявив, что так называемый договор – не более чем черновик соглашения, в котором есть несколько серьезных пробелов и которое не предусматривает никакого наказания за выход из него Английского банка. «Таким образом, – гласит «История парламента», – за восемь месяцев мы были свидетелями взлета, прогресса и падения этого могущественного сооружения, которое, будучи вознесенным некими тайными мотивами до заоблачных высот, приковало к себе взгляды и ожидания всей Европы, но фундамент которого, будучи замешенным на обмане, иллюзии, легковерии и безрассудстве, рухнул, как только вскрылись ухищрения его директоров».

В самый разгар активности компании, на пике этого опасного слепого ажиотажа, нравы народа заметно упали. Парламентское расследование, начатое для выявления виновных, вскрыло позорные эпизоды, в равной степени пятнающие как мораль самих правонарушителей, так и интеллект людей, поддавшихся на их посулы. Изучение всех тех зол, что явились результатом описываемой аферы, чрезвычайно интересно. Нации, как и индивидуумы, не могут становиться безрассудными аферистами безнаказанно. Рано или поздно их постигает кара. Один знаменитый писатель[72] совершенно не прав, утверждая, что «эпоха, подобная этой, – самая неприятная для историка; никакого читателя, обладающего чувствительностью и воображением, нельзя развлечь или заинтересовать детальным описанием подобных сделок, не допускающим ни эмоций, ни колорита, ни приукрашивания, – описанием, демонстрирующим лишь унылую картину безвкусного порока и низменного вырождения». Напротив (и Смоллетт бы это обнаружил, если бы захотел), эта тема способна вызвать настолько большой интерес, что за нее с радостью ухватился бы даже какой-нибудь писатель-романист. Разве нет эмоций в отчаянии ограбленных людей, нет жизни и живости в картине несчастий сотен доведенных до нищеты и разоренных семей, в том, как вчерашние богачи сегодня становятся нищими, как могущественные и влиятельные превращаются в отверженных и изгоев, как самопорицания и проклятия звучат в каждом уголке страны? Разве скучна или непоучительна картина того, как целый народ внезапно стряхивает с себя оковы здравого смысла и без оглядки гонится за золотым миражом, упрямо отказываясь поверить в его призрачность до тех пор, пока, словно введенный в заблуждение крестьянин, бегущий за