Не предавай! Не предавай! Не
предавай! Выть хочется!
– Почему ты улыбаешься? – Это уже мой
сип сквозь сопли и слезы.
– Когда мне больно я делаю это
всегда, – отвечает. – Валерия должна помнить мои последние
слова.
Киваю. А он говорит без улыбки
наставническим тоном:
– Красота – пыльца, сложно создать,
легко испортить, но красота всего лишь пыльца, а Душа – крылья,
летать можно и без пыльцы.
Замолкает.
Смотрю на него, такого красивого,
величественного, так хочется прижаться к нему, почувствовать, как
бьется его большое сердце. Глаза голубые смотрят на меня, в них
множество миров, а может, и вся Вселенная. Он – самое лучшее, что у
меня было. Он – волшебство, мир грез моих. Его взгляд без тени
отвращения, брезгливости, злорадства.
Он не произносит больше ни слова. Но
глаза его молят, чтобы выполнила просьбу.
Я отрываю второе крыло.
Словно отделяю часть своей души. Боль
невыносима. Слезы капают на синюю пыльцу… кап… кап… кап. Дождь
слез. Я смотрю на место, где секунду назад был ОН. А слезы капают и
застилают глаза. Он просто испарился, рассыпался на частицы, а
может, ушел в свой мир, где ему уже не быть прежним.
Крыло в моей руке рассыпается в синюю
пыль и развеивается по поляне…
Верю ли я в существование души? Да,
теперь верю. Он не мог уйти навсегда! Только не Эрей Авель.
***
Пустота. Вокруг и в душе пустота.
Безымоциональность. Оставленные на месте пикника вещи меня не
волновали, дошла до карьера окольными путями, пребывая, будто под
наркозом. Дальше обошла озеро и по тропинке приковыляла к железной
дороге. Поздним вечером, пробираясь под светом тусклых фонарей
через один не работающих, показалась дома.
Все вопросы матери проигнорировала.
Даже разъяренный отец не смог меня расшевелить. Я в трансе. Причем
в глубоком. Видоизмененное восприятие фильтрует все.
– Ты почему на звонки не
отвечаешь?!
– Да мы тебя обыскались!
– Ты как с помойки! У тебя все
хорошо?!
– А тебя случаем не изнасиловали?
– Врача!
И все в этом духе.
Холодный душ частично вернул меня в
этот мир. Немного обострил чувствительность. Долго не выходила,
тихо рыдала. Ночью тоже. Алинка себе места не находила, ничего
понять не могла. Коша тоже вилась, будто я сплошная кошачья мята.
Вроде как врач приходил какой – то. Давление померял, температуру.
Осматривать себя не дала. Нечего меня трогать.