Соня посмотрела страшными глазами, и тут же засмеялась.
– Да нам-то что? И так всё можно – без этого. По-моему, даже противно. Братский поцелуй ихний – куда приятнее. И сами с тобой мы ведь друг друга любим, да?
Она обняла Клаву и со смехом повалила на тюфяки, целуя в глаза, в губы, и тут же бормоча: «Госпожа Божа, помилуй мя… Госпожа Божа…»
– И всё свято теперь! Госпоже Боже приятно, оттого что нам хорошо.
Смеясь, Соня целовала, щекоча кончиком языка, когда дверь открылась и вошла еще одна весталка, судя по венку на челе. Такие в школе – десятиклассницы.
– Хорошо любите, – проговорила она словно «добрый день».
– Ира! – вскрикнула Соня. – Ирочка, как хорошо!. . Ира моя первая сестра, учила меня, как я тебя теперь… Ируня, сестринский поцелуй, а?
– Вдвоем обойдетесь, – отстранила Ира.
– Ируня, ты что? Ревнуешь? Ревновать – грех!
– «Госпожа Божа, помилуй мя … Госпожа Божа…» – тут же поспешно забормотала Ира и, присев, поцеловала в губы и Соню, и Клаву. Но – холодно.
– Ревнуешь, – подтвердила Соня. – Раньше не так целовала.
– Просто устала. Сейчас с двумя сестрами все губы отцеловала.
– Любовь усталости не знает, – отчеканила Соня, словно урок ответила.
– А я недавно устала тоже, – припомнила Клава, чтобы защитить эту новую Иру от слишком правильного ответа Сони, отличницы здешней. – Толстуха одна, осетрина парная, белуга, заставила губами и языком в свою, – запнулась с непривычки, – жалейку лезть. Так я устала в усмерть, пока ее проняло.
– Осетрина толстая? – захохотала Соня. – Ой, не могу. Расскажи еще чего-нибудь. У нас тут секреты держать нельзя. Грех недонесения!
И погрозила пальчиком.
Клава стала рассказывать про соседа Павлика.
– И сказать не мог, чего ему надо, только сопел? – уточняла Соня. – Ну-у, наши боровки лучше. Или нет, – добавила она подумав, – всем одного надо, и говорить вовсе незачем. Сопел – и ладно. Всем одного надо, только в миру это грязь и грех, а мы – любовью очищаемся… Ну, пошли дальше, потом еще полюбим, время есть.
Они вышли в коридор.
Валерик и еще один мальчик в балахоне, Сашенька, который тоже Клаву с креста снимал, и вправду торчали под дверью, а теперь пошли, слегка отстав, за Клавой и Соней.
– Тут в трех комнатах слабые сестры, червем траченные. Слабых много, весталок наперечет.
– А почему весталками мы называемся? – спросила Клава.