Не знаю, как
выглядела та, из его прошлого, у этой были: хищная морда, крепкий
тентованный кузов, испещренный защитными магемами, мощный двигатель
и полный привод, позволявший относительно легко преодолевать
бездорожье.
Но все это
отмечалось так… как мелочи, которые фиксировались машинально, но не
имели отношения к главному.
Главным же
был израненный город. Темный, мрачный, воющий.
Было это
жутко. Ехать мимо осевших домов, подсвеченных то светом фар, в
которых металась ночная мошкара и клубилась пыль, то установленными
прожекторами, резавшими грубо и жестко, то отблесками пожаров, до
которых так и не добрались руки людей.
А еще
отовсюду доносились крики. Те самые крики отчаяния, то ли
требующие, то ли умоляющие о помощи.
Орлов, пока
ехали, рассказывал. Про Шемаху. Не эту – ту.
Опять
прошлое, ставшее им по воле гнева стихии.
Если верить
словам МЧСника, которому доводилось здесь бывать, то город,
несмотря на такие признаки современности, как средства
коммуникации, банки и супермаркеты, своей аутентичности не потерял,
оставшись городом мастеровых, как его называли в древности. Ковры
ручной работы, изделия из меди и серебра. Шкатулки, оружие, посуда,
чеканка…
Славилась
Шемаха и виноградниками, заслуженно считаясь одной из столиц
виноделия.
А еще –
людьми. Трудолюбивыми. Помнящими и чтившими предков.
Землетрясения
в этом районе не редкость. Не избегла этой участи и Шемаха, уже не
раз за свою историю едва ли не исчезая с лица земли и вновь
возрождаясь.
Чувствовалась
во всем этом какая-то неизбежность. Как отсроченный приговор,
которому рано или поздно, но предстоит оборвать твою
жизнь.
И неважно,
что сейчас ты еще существуешь. Наступит миг и…
Впрочем,
высший смысл нашего бытия в том и заключался, что для нас имело
место быть только здесь и сейчас. Все остальное являлось иллюзией,
способной рассыпаться в любую секунду.
Очередная
кочка, на которой машина подпрыгнула, попала как раз под эту мысль,
вызвав у меня, то ли тяжелый вздох, то ли вырвавшийся из груди
стон.
Орлов говорил
об одно и двухэтажных зданиях, которыми преимущественно был
застроен город, а я видела лишь развалины. Кучи камней, под
которыми оказались похоронены привычные всем вещи. Шкафы, комоды,
диваны, кресла, кровати и кроватки…
Как
доказательство безжалостности и всесильности природы ни в малейшей
мере не считавшейся с самомнением человека, наивно объявившего себя
ее венцом.