Прошло три месяца. Вдова больше не возобновляла объяснений, Герман же сам не решался заговорить о разделении их средств. Полковник давал понять молодому человеку, что отсрочка эта была вполне оправдана. Эрнестина была еще очень молода, и он, как заботливый отец, хлопотал о присоединении к скромному приданому дочери наследства ее тетушки, некой вдовы Плорман, живущей в Стокгольме. Тетушка была уже очень стара и в любой момент могла переселиться в мир иной.
Тем временем нетерпеливая и наблюдательная Шольц заметила смущение своего молодого казначея и решила нарушить молчание первой. Она спросила, размышлял ли он о предмете их последнего разговора.
– Да, ответил возлюбленный Эрнестины, – если речь идет о представлении счетов и о разделении средств, о котором вы тогда упоминали, сударыня, то я к вашим услугам.
– Если я не ошибаюсь, Герман, речь шла не только об этом.
– О чем же еще, сударыня?
– Тогда я спрашивала, не желаете ли вы устроить свое будущее и не остановили ли вы свой выбор на женщине, способной помочь вам вести дом.
– Мне кажется, я ответил, что прежде чем жениться, хотел бы нажить некоторое состояние.
– Да, вы это говорили, Герман, однако я вам не поверила. И даже сейчас выражение вашего лица выдает неискренность вашей души.
– Ах! Никогда душа моя не была запятнана фальшью, сударыня, и вы хорошо об этом осведомлены. Я живу подле вас с ранних лет. Вы великодушно заменили мне мать, которую я потерял в детстве. У вас нет оснований тревожиться, что признательность моя по отношению к вам когда-нибудь ослабеет или угаснет.
– Опять вы о признательности, Герман. Мне хотелось бы добиться от вас чувств более нежных.
– Но, сударыня, в моей ли власти?..
– Предатель! Вот что я заслужила, несмотря на всю свою заботу! Твоя неблагодарность все проясняет. Да, теперь вижу… я трудилась зря… чудовище… больше не стану таиться, с тех пор, как я овдовела, я стремлюсь к браку с тобой одним, Герман… Порядок, в который я привела твои дела… то, как выгодно я поместила твой капитал… мое к тебе отношение… Мои глаза, не раз выдававшие меня, все это… все с достаточной ясностью подтверждало тебе мою страсть. И вот как ты мне за нее отплатил, коварный! Презрением и равнодушием!.. О Герман, ты не представляешь, какой женщине наносишь оскорбление… Нет, ты не знаешь, на что она способна… может, еще узнаешь, но будет слишком поздно… Уходи сейчас же… да, уходи… подготовь свои счета, Герман, я верну тебе мои, и мы расстанемся… да, расстанемся… тебе не нужно будет беспокоиться о крове, дом Сандерса уже несомненно готов принять тебя.