Сухие твердые ладони легли на колени ее вытянутых на влажном мху оголенных ног, с силой подали их вперед, к животу, и раздвинули в стороны. Танечка быстро свела их обратно, но мужчина решительно и сердито, словно врач, который знает, что делает, знает, что это необходимо, развел их опять. И Танечка больше не посмела противиться. Она лишь тихонько всхлипывала, ожидая боли, ожидая, что ее ударят снова, как минуту назад, или как это бывает в фильмах, которые она смотрела несколько раз по телевизору в отсутствие родителей.
Однако ничего такого не произошло. Вместо этого что-то влажное, теплое скользнуло по складочкам в основании ее ног, еще и еще раз… и вдруг проникло в ее зудящие от страха, от всего пережитого, как будто разбухшие и повлажневшие, никому не доступные до сих пор уста. Танечка напряглась, приподняла живот, но тотчас вся обмякла, окончательно сдавшись, коварно плененная этими нежно-пронзительными и болезненно-сладкими ощущениями.
Невольно ей вспомнилось, что она не раз мечтала о таком, испытывала что-то подобное во сне, где вот так же страстно и нежно мужчина целовал ее живот и ниже…Отчасти это напоминало и то тайное удовольствие, что бывало испытывала она в постели, поглаживая, лаская руками саму себя. С той лишь разницей, что происходящее сейчас было во много крат острее. Настолько остро, что на глазах у Танечки выступили слезы – слезы досады, что она не вольна противостоять – если не насилию, то хотя бы этому непрошеному наслаждению, – что ее тело не в силах отказаться от него.
Широкие мужские ладони гладили ее разъятые ноги, живот, маленькие бугорки едва наметившихся грудок, сдавливали слегка ее сосочки. Сильнее запрокинув голову, Танечка увидела под обвисшими игольчатыми ветвями серый шершавый ствол с мутноватыми капельками смолы на нем. И у нее возникло странное желание провести языком по этому шелушащемуся толстому стволу.
Голова мужчины мерно двигалась у нее в ногах. В какой-то момент Танечке даже захотелось изо всех сил сжать коленями эту голову – сжать так сильно, чтобы язык, выдавленный из нее этим сжатием, стал длиннее и еще глубже проник в нее, в Танечку.
Движения приостановились.
– Тебе приятно? – услышала она сиплый голос. – Скажи честно, тебе приятно?
Танечка чуть приподнялась на локтях и робко взглянула в лицо своего совратителя. У него был мокрый рот, мокрый подбородок, красные губы и раздувающиеся ноздри, а в глубоких впадинах подо лбом – темные, как дырки, глаза.