Чем дольше я общалась с Фисником, тем меньше
понимала.
– А что не так с моей черной одеждой? –
поинтересовалась, оглядывая себя – в порядке вроде. – Все
нормально, по-мужски и, главное, практично.
Эс Лека качнул головой и наставительно пробубнил,
заворачивая в очередной коридор и направляясь к лифтам:
– Черный – это женский цвет. Настоящий мужской –
белый, а в наших условиях и серый сойдет. Вот у меня дома все белое
– и мебель, и…
Его прервали трое огромных черноголовых илишту,
которые в тот момент, когда мы подошли к лифту, как раз из него
выходили. Уже знакомый Шеран Адива и двое других, не менее высоких
и, как мне показалось, суперопасных, выходивших сразу за ним и о
чем-то тихо разговаривавших.
Фисник мигом сделал шаг к стене и вытянулся в
струнку, пропуская эту троицу, я же не успела, засмотревшись на
прямо-таки грациозных хищников, окруженных мощной мужской аурой. У
меня внутри все сжалось от страха, словно в клетку с голодным
тугром попала.
Шеран смерил меня раздраженным взглядом. Правда,
сейчас я уже знала причину его недовольства: моя бледная кожа,
волосы, пусть редкие и короткие, но как у женщины, и черный цвет
одежды. Тут, похоже, мужчины-шовинисты собрались, которым не
пристало даже чуточку на женщин походить, вот они меня
демонстративно и презирают.
Выпрямилась и смело посмотрела ему в глаза – отводить
взгляд первой не буду, так же, как на станции перед подписанием
контракта. Но попытка восстановить гордость и якобы мужественность
оказалась тщетной, стоило услышать странный скрежещущий звук сбоку.
Такой неожиданный, неприятный и пугающий, что, вздрогнув, я
повернулась и похолодела. За мной наблюдали двое загадочных илишту,
которых сопровождал Шеран, и один из них посмеивался, издавая
жуткий звук.
В первый момент смотреть им в глаза не решилась, лишь
отметила, что кители у них явно офицерские, с кучей нашивок. Спустя
мгновение любопытство таки пересилило, и я почтительно взглянула на
мужчин, причем пришлось задирать голову – это при моем-то росте! –
и снова поразилась.
Эти двое разительно отличаются от остальных: черны,
как Шеран; в здешнем ярком освещении их кожа блестит, как самый
чистый сартор; острые звериные уши чуть подрагивают – вероятно,
прислушиваются к окружающим звукам.
Жаль, в глаза черным гигантам взглянуть не решилась.
Зато они смотрели на меня, испытывая презрение, – тут даже
ментальными способностями обладать не надо: высокие широкие
переносицы у всех троих недовольно морщились. Крылья крупных носов
подрагивали – уж не принюхиваются ли?