– Кто? – протянула я.
– Ваня Грозный. Это карлик из шоу. Забавный, кстати, человек. Он не умеет писать, зато говорит на восьми языках. Вот такой типаж. Если бы не пил, цены б ему не было.
Я кивнула:
– Ну хорошо, пойдемте к вашему Ване Грозному. Если уж вы говорите, что больше там никого нет и никто на ушах сидеть не будет.
* * *
Столовая, о которой говорил Голокопытенко, в самом деле оказалась чрезвычайно безлюдным местом. Наверно, тому способствовала вывеска «Закрыто», косо висевшая на двери поверх второй вывески, столь же категоричной: «Переучет». Но лейтенанта Голокопытенко не смущали подобные мелочи. Он открыл дверь и, обернувшись ко мне, произнес:
– Тот же Ваня Грозный рассказывал мне, что когда они были на гастролях в Израиле, а там постреливали да взрывали, то евреи, из наших, российских, вывешивали на двери таблички: «Все ушли на фронт. Будем через час». Кстати, его нет, – сказал Голокопытенко, окидывая взглядом шеренги пустых столиков.
– Кого?
– Вани. Ну да ладно, без него даже лучше. А то он как напьется, то такую чушь начинает пороть, что мало не покажется.
– Куда пресси, пьянь… ви-ы-ышь, написано – закрррыто? – донесся рев из-за стойки, и следом оттуда вынырнула кудлатая рыжая голова со съезжающимися на переносицу щедро-синими глазами. – По-русски написано же…
– Опять нажрался, – сурово сказал Голокопытенко. – Твое место где? У ящиков. Ты грузчик, а опять из себя бармена разыгрываешь. Где буфетчик? Романыч, говорю, где?
Наконец появился буфетчик. Нам был отведен столик и поданы вкусные блинчики с мясом и сметаной, а также чай с вареньем. От водки Голокопытенко отказался даже решительнее, чем я.
Мы сидели за угловым столиком. Окно рядом закрывала тяжелая темная портьера, и шум вечернего города доносился в виде слипшихся, с трудом различимых шепотков. Где-то в глубине подсобных помещений столовой буфетчик Романыч распекал не в меру ретивого рыжего грузчика, поминая его родню и делая упор на матушку.
Более укромное место найти в самом деле было трудно.
– Занятно. У вас тут, я так понимаю, кредит доверия, – сказала я.
– Что-то вроде того. Цирковые – ребята хорошие, только беспутные. Мы уж по соседству смотрим сквозь пальцы на их выходки, а они тоже нам как могут помогают. Мы вот в их столовую ходим…
– Ясно.
– Вы уж простите, что я к вам пристал с этой «Дивой», – выговорил Голокопытенко. – Просто я отвечаю за расследование по исчезновению тигра. – Я едва не фыркнула от смеха, услышав последнюю фразу. – И взял, значит, на заметку самого директора, хотя он клянется и божится, что с громадным удовольствием вернул бы животное, просто не знает и ума не приложит, где его искать и кто мог похитить огромного хищника из запертой клетки, да так, что никто и не заметил. Так вот, – продолжал лейтенант, – я человек въедливый и занудный и ни от кого особенно это не скрываю. И раз я взялся за дело, пусть оно даже провисает, то считаю: нужно рассматривать ситуацию со всех ниточек, со всех концов. Понимаете? А этот Нуньес-Гарсиа, черти б его драли со всей его фамилией, толком ничего не говорит, только шарахается в какие-то никому не нужные мелочи.