Но если и нужно было кого упрекать солдату так это себя, это
позволил мальцу взять такого коня, сам виноват, впрочем, вчера ему
не до коней было.
– Ну, так я подсоблю, – сразу стал серьезней Ёган, – вместе
искать коня будем. Мне седлать коней?
– Сначала завтрак и воду, затем перебинтовать ногу, только потом
седлать.
– Ага, распоряжусь.
Топая по лестнице, Ёган сбежал вниз, не закрыв дверь, а сам
Волков повалился на кровать.
Он стал прислушиваться к себе, к своим ощущениям. «Увечья, болезни
и смерть к контракту прилагаются». А вот и она, самая страшная
часть фразы – ожидание болезни после увечья. Он даже вспомнить не
смог всех боевых товарищей, которые умерли после не смертельной,
казалось бы, раны. И все у них всегда начиналось с двух верных
предвестников смерти – жар и лихорадка. Волков вспомнил одного
своего старого друга, который получил стрелу под ключицу. Стрелу и
наконечник благополучно извлекли, а друг слег от жара, и его трясло
как паралитика. В летнюю жару он тянул на себя одеяло и трясся от
холода. И бесконечно пил. Пил и пил воду. На время он терял
сознание, и ему становилось жарко, он скидывал одеяло. Но только на
время. Затем снова кутался.
– Лихорадка, – сказал доктор.
– Пути Господни… – Сказал поп.
Он еле выжил, но былую силу так и не набрал, ушёл из солдат
больным.
Вот теперь Волков лежал на кровати, слушал дождь и прислушивался к
себе. Нет, жара, судя по всему, у него не было. А лихорадки тем
более. Но он знал, что эти два верных предвестника болезни и смерти
на первый день после ранения могут и не прийти. Когда-то он даже
пытался читать медицинские книги, но про то, откуда берется
лихорадка и почему приходит жар, там не было. Там было все: про
разлитие черной желчи, про легочную меланхолию и про грудных жаб,
но ни про лихорадку, ни про жар ничего. Только какая-то муть про
то, что лихорадку приносит восточный ветер, а жар случается от
духовных потрясений и любовной тоски. Но вся беда заключалась в
том, что всех его знакомых и друзей нельзя было уличить ни в одном,
ни в другом, да и восточный ветер с ними бы не совладал. Поэтому
Волков продал толстые фолианты с картинками, которые он захватил
при взятии Реферсбруга одному хитрому юристу. Как потом выяснилось,
всего за пятую часть их настоящей стоимости.