– Брат прислал вызов, – ответила я. – Он уехал туда несколько лет назад и почти ничего не писал. Мы знать не знали, как он там, и вдруг сразу вызов! Представляете, как я волнуюсь?
Кажется, Быков волновался куда больше меня. Он долго и тяжело о чем-то думал, рассеянно глядя то на меня, то в иллюминатор, кусал губы и морщил лоб. А когда самолет, разбежавшись, взмыл наконец в воздух и в салоне наступило некое умиротворение, которое всегда сопровождает удачный старт, Валентин Сергеевич вдруг наклонился ко мне и, будто выдавая страшную тайну, проговорил быстро и невнятно:
– А я ведь тоже лечу в Колумбию!
* * *
После такого заявления нам, разумеется, нашлось о чем поговорить. Мы мило болтали до самой посадки. Я сообщила о том, что являюсь консультантом по дизайну жилых помещений, что денег у меня хватает, но долго они у меня не задерживаются, что я люблю готовить, но исключительно по вдохновению, что я недавно рассталась со своим другом и мое сердце теперь свободно и что очень приятно встретить человека, с которым ощущаешь некоторое родство душ. В последнем пункте содержался прозрачный намек на встречу именно с Валентином Сергеевичем.
В ответ мне пришлось выслушать исповедь человека, пострадавшего от реформ, довольно стандартный рассказ о судьбе инженера, уверенно смотревшего в будущее до перестройки и потерявшего почву под ногами после. Насколько я поняла, в политическом смысле Валентин Сергеевич был беспартийным коммунистом и мечтал о реставрации, хотя в исполнение мечты не верил.
– Все продались Западу, – с горечью заключил он, – распродаем страну стратегическому противнику. Стыд и позор!
Мне оставалось только предполагать, что в Колумбию он бежит от стыда, потому что касательно этой темы Валентин Сергеевич был на удивление немногословен, сообщив только, что тоже получил вызов от родственников. Несмотря на свою мягкотелость и почти юношескую наивность в отношениях с женщинами, он сохранял прежнюю обстоятельность и осмотрительность в делах. Я подумала, что в его лице военно-промышленный комплекс, действительно, потерял незаметного, но очень надежного труженика.
Расстались мы в аэропорту, потому что я была уверена, что теперь Быкову никуда от меня не деться, а ему будет полезно разобраться в своих неожиданных чувствах. В том, что они пробудились, сомневаться не приходилось – у Валентина Сергеевича все было написано на беззлобном измученном лице. Но, постаравшись от него избавиться, я подарила ему искорку надежды.