– Я попросил бы вас, Юлия Сергеевна, не устраивать больше подобного цирка.
Я еще раз поразилась его великолепному знанию русского языка.
– Вы где учились? – вместо ответа спросила я. – В МГУ?
– Вы поняли то, что я вам сказал? – тоже уклонился от ответа Хафиз.
– Я привыкла к здоровому образу жизни, – пожала я плечами. – Я не хочу, как они, – кивнула я головой в сторону «женской половины дома», – помереть в сорок пять лет глубокой старухой.
– Вы умрете гораздо раньше, если не будете исполнять наших простых правил.
– В первый раз слышу о каких-то особых правилах! – засмеялась я.
– Это – мое упущение. С сегодняшнего дня вам выдадут приличествующую вашему положению одежду. А это, – он указал на мои брюки, – мы сожжем…
– Ага, щ-щас! – возмутилась я.
– Пойдемте! – почти крикнул Хафиз, схватил меня за руку и потащил куда-то по коридору.
«Блин, крепкий мужик! – подумала я. – Но один на один я тебя все равно сделаю!»
– Нельзя ли полегче?! – запротестовала я, но он упрямо протащил меня куда-то на зады дома и подвел к ровной площадке.
Когда мы пришли, я все поняла. На добела выжженном солнцем, вытоптанном участке земли виднелись шесть одинаковых круглых, закрытых решетками отверстий. Это были ямы. Хафиз подвел меня к одной из них.
– Фарух! – крикнул он.
Из ямы раздался то ли стон, то ли рык.
– Здесь сидит твой соплеменник. Уже второй день, – пояснил он.
Я присела рядом с ямой и заглянула вниз. Там что-то шевельнулось.
– Соплеменник – это как? – не поняла я. – Гражданин России?
– Русский.
– А почему – Фарух?
– Он принял нашу веру.
Я встала.
– Я думала, вы с единоверцами гуманнее поступаете.
– Правила едины для всех, – с каким-то ожесточением сказал Хафиз.
– Правила-то едины, – пробурчала я себе под нос. – Вот только жрачка разная.
– Вы что-то сказали?
– Давно он стал… единоверцем?
– Уже два месяца.
– А у вас давно?
– С позапрошлого года. Как из вашей армии сбежал, так и у нас.
– А-а, – поняла я, – дезертир…
Хафиз развернулся и пошел. Я побрела следом. Этого «единоверца» можно было при случае и в союзники взять, но, честно говоря, мне не нравилось то, что он до сих пор не сбежал. Или трус, или «хвосты» в армии оставил…
Мы возвращались совсем не так, как прошли к ямам, и я отметила широкую деревянную дверь и два мужских голоса за ней. «Здесь мужская обслуга! – догадалась я. – Может быть, и охрана».