– Ой! – услышала я оттуда.
– Что – зацепила?
– Блин, по голове! – вскрикнул Фарух.
– Надо же! – удивилась я. – Ты еще и разговаривать можешь! Давай вылезай!
Фарух засопел, закряхтел и, наконец, заскрипел лестницей. Я терпеливо ждала.
Он вылез, и я совершенно растерялась. В свете луны передо мной стоял на четвереньках совершенный, законченный душман – вплоть до поясного платка поверх халата.
– Домой хочешь? – сразу перешла я к делу.
– Н-не знаю, – растерялся Фарух.
– Ты хоть откуда?
– Из Тамбова.
– А как звать-то тебя – на самом деле?
– Фарух, – твердо произнес он, и я удивилась. Это был первый вопрос, на который он ответил определенно.
– Раньше как звали? – поправилась я.
– Саша, – неохотно признался Фарух.
Я цокнула языком – два года под мудрым руководством Хафиза даром ему не прошли.
– Ладно, хрен с тобой, Фарух так Фарух. Где Хафиз спит?
– У себя, – растерялся Фарух. – В спальне.
– Это там, где ковры?
– Ну-у…
– А за железной дверью – что?
– Не знаю. Он туда никого не пускает.
– Но он там не спит?
– Нет, – решительно замотал головой Фарух. – Он туда вообще редко заходит.
Я задумалась. Было два варианта: Хафиз либо заметил мои боевые действия и скрылся за железной дверью, либо его в доме нет. В первое я не верила. Если бы он меня увидел, то скорее всего попытался бы остановить, может, пристрелить… Тем более что ребят его я «брала по частям».
– Хафиз мог уехать?
– А сегодня какой день? – спросил Фарух.
Я попыталась сообразить.
– Уже пятница. Эта ночь – с четверга на пятницу.
– Тогда он у муллы. Он всегда в четверг на ночь выезжает, а в субботу утром приезжает.
– Всегда?
– Всегда! – уверенно произнес Фарух.
Ситуация складывалась неопределенная. Я, конечно же, хотела бежать – и немедленно. Но нельзя, чтобы мне кто-то помешал.
– Здесь есть комнаты без окон и с дверями – настоящими, деревянными?
– Нет. Здесь почти все – без окон, но чтобы и с дверями… Комната охраны, ну и у Хафиза…
– Блин! – вспомнила я. – Тут ведь сарай есть!
Через пять минут я внимательно оценивала пригодность уже знакомого мне сарая к использованию в качестве тюрьмы. Он был совершенно пустой.
– А где лошади? – спросила я шепотом у Фаруха.
– Он на них уезжает. Одна – для себя, и одна – для поклажи.
Я вдруг подумала, что, по большому счету, этот «приют разбойника» пришел в запустение: шесть прекрасных, крытых решетками ям для рабов, а использовалась при мне только одна – для Фаруха; огромная конюшня, а стоит пустой!