Рэй.
Год назад.
Я мчусь по больничному коридору, сбивая медсестер, врачей, старушек, потому что боюсь не успеть. Несколькими минутами ранее мне поступил тревожный звонок, который навсегда поменял мои планы – Беляев отключился. В прямом и переносном смысле. И мог бы я принять его выбор, переболеть и, наконец, подумать о себе, но сейчас эгоизм – напускное слово. Моя непоколебимость дает сбой. Мне страшно. Страх настолько сильный, он ни с чем не сравним. Кажется, что стоит мне не успеть, что случись непоправимое, и больше нет меня. Я потеряюсь.
Влетаю в палату, где лежит мой друг и вижу – спит. Глаза закрыты, лицо белее простыни, а тело обессмыслено застыло.
Я не успел.
Сжимаю кулаки до хруста, слышу, как трещит душа. Впускаю в себя боль потери и сжавшись, ранено дышу.
Белый, сука…
Рядом толпятся врачи, но их лица не испуганы. Кто-то занимается бумажками, кто-то, мельтеша, собирает вещи друга и равнодушно бросает их в перемотанную скотчем коробку.
– Убью, – шепчу неслышно и бросаюсь на ублюдков.
Метаю. Рву. Дерусь. Перед глазами темная пелена, а внутри – все пылает.
– Прекратите балаган!
– Вы что творите?
– Да успокойтесь же вы, молодой человек!
– Где вы были, твари?! – ругаясь, падаю на койку, рву простынь и проклинаю нашу жизнь. – Белый, сука, что же ты наделал? Что наделал, гад?
Несколько белых халатов выбегают из палаты и зовут охрану. И только санитар с посеребренной щетиной, садиться рядом и опускает теплую ладонь на мою голову.
– Спокойно, сынок, – ласково картавит он. – На кой ты цирк устроил?
– Ненавижу, – рычу я, уткнувшись носом в одеяло.
– Успокойся. Тебе ведь не нужны проблемы, верно? Понимаю, молодой еще, вспыльчивый. Тише-тише. Все хорошо, сынок.
Отрываю лицо от кровати и тягостно смотрю на старика.
– Что хорошего, батя? Что хорошего? – говорю мучительно.
Старик улыбается, а потом поднимает нас с пола.
– Все хорошо, – повторяет он, а потом указывает рукой на приборы. Мне не понятны эти шифры, но крохотная догадка, как ледяная капля на ожог, позволяет сделать жизненный вдох. Я с надеждой смотрю в тусклые глаза старика, словно заблудившийся мальчишка ищущий помощи, и тот понимающе кивает: – Все хорошо. Он спит, сынок. Всего лишь спит.
Смотрю на Ваню – дышит, гад. Замираю. Выдыхаю. Головокружительная волна сбивает с ног и обессиленно, я снова валюсь на пол.