– Напрасно вы так думаете, – улыбка, подобно капризному блику, скользнула по ее бледному лицу, – в Тарасове, я уж не говорю о европейских городах, есть талантливые художники. Вас может раздражать их манера, но это не значит, что они лишены дарования, – довольно категорично высказалась она.
– Не берусь с вами спорить, – дипломатично улыбнулась я, – меня, как это ни прискорбно звучит, привела к вам не живопись, а известные вам трагические обстоятельства.
– Вы пришли не ко мне, – снисходительно поправила меня Левицки, – а к моей дочери.
– Я даже не догадывалась, что мать Вероники Дюкиной такая знаменитость, – я посмотрела ей в глаза, она немного смутилась.
– Да, мы не афишировали нашего родства… – она поднялась, грациозно продефилировала к кушетке, взяла с нее изящную металлическую пепельницу, золотую зажигалку с выгравированными буквами «Cartier», пачку «More» и вернулась на диван. – Вы курите?
Я кивнула и достала из сумочки «Кэмел». Мы закурили. Левицки щурилась от дыма, и эта обычная, свойственная курильщикам гримаса являлась дополнительным штрихом к ее незаурядной внешности. Томная небрежность, читавшаяся на ее не столько красивом, сколько породистом лице, застывала и, словно окаменев, превращалась в горделивое презрение, отрешенность приобретала жесткий оттенок непримиримой замкнутости, прикрытые веки и трепещущие ноздри по-иному высвечивали твердую линию подбородка и губы, придавая ее лицу что-то одновременно статичное и животно-брезгливое.
– Вероника жила здесь, а я – там. Мы переписывались, но о своих сердечных делах молчали. Ну, вы понимаете, – одарила она меня выразительным взглядом, – хотите верьте, хотите нет, я даже не догадывалась, за кого моя дочь вышла замуж.
– Неужели? – недоверчиво воскликнула я.
– Я и понятия не имела, что она носит фамилию директора местного телеканала. Я писала на конверте ее девичью фамилию… Знала, что она диктор… – Левицки как-то горько усмехнулась, – но то, что она вышла замуж за сына старого функционера, этого я не знала. Она мне, конечно, сообщила, что выходит замуж, но за кого – я не спрашивала. Она меня даже на свадьбу приглашала, но сами понимаете, с моей занятостью… – ее густо накрашенные ресницы кокетливо вспорхнули, – со всеми этими выставками, приемами… Да и потом, Ника всегда была скрытной, замкнутой. Не знаю, мое ли это упущение…