Прерывистые конвульсии – словно в эпилептическом припадке – сотрясали тело несчастного, и Саша с силой ударился затылком в серую свинцовую стену. Еще и еще. Удары были такими мощными, что мягкий металл подался и образовал на своей поверхности несколько вмятин, хорошо видных даже человеку со слабым зрением.
И тут началось самое жуткое. Словно невидимая кисть прошлась по коже русского… на ней засерели грязно-пепельные пятна, быстро темнеющие и расползающиеся по молодой коже. Вот они захватили все лицо и шею, руки скрючились и почернели, как обугленные, и стали выглядеть так, словно они принадлежали негру.
Старик протянул руку к корчащемуся и усыхающему буквально на глазах русскому… но тут будто кинжал сверкнул перед мутными полуслепыми глазами.
Старик-дагестанец упал, ударился головой о стену – покатился, словно тряпичная кукла, набитая опилками, и застыл.
Оскал старого, почти беззубого рта черным провалом взирал на потолок…
* * *
– Ты посмотри, Руслан, как будто обгорел парень. А старик тоже копыта откинул. Значит, и на него подействовало?
Произнесший эти слова пригладил взъерошенные светлые волосы. Потом пристально посмотрел сначала на труп старика-дагестанца, лежавший на полу камеры, затем на часы, в стекле которых отражалась часть широкого славянского лица, и добавил:
– Хотя нет. Смотри, он чистенький. Никаких этих… следов. От страха скопытился, не иначе.
– Да, впечатляет. Значит, не зря нам…
– Звонят, кажется, – перебил говорившего его собеседник и извлек из-под светлого пиджака мешковатого покроя мобильный телефон: – Да, я слушаю. Да. Что? Удачно ли прошло? Ну… наверно, удачно. Только старик тоже готов. Хоть и кавказец. Повторить на молодом? Ясно. Есть у меня один вариант. Совсем без башни человек. Да, на игле. Психостимуляторами по вене двигается. Делать?
Весь вечер я занималась тем, что совершенствовала свое и без того немалое (об этом я могу говорить без всякой ложной скромности) искусство кулинара. На этот раз я чудодействовала над креветками.
У нас в России не особенно ценят их специфические вкусовые качества, да и во многом все упирается в утилитарный финансовый вопрос: на картошку бы денег хватило, не то что там на всякие деликатесы.
Ну да ладно, к бедным слоям населения меня отнести едва ли можно, несмотря на то что на официальном месте своей работы – в Комитете солдатских матерей, где я числилась в должности юрисконсульта, – моя зарплата составляла далеко не астрономическую сумму. Полторы тысячи. И не долларов, как могло бы показаться иному прочитавшему о моих экспериментах с креветками, а самых что ни на есть родных «деревянных».