– Тогда я должна позвать Сварупа и сделать кое-какие приготовления, – сказала Мира. – Вы не могли бы пока прогуляться в библиотеку?
– О! – Божена зааплодировала. – Я вижу, что вы, моя дорогая, настроены весьма решительно!
* * *
– Кто такой Сваруп? – поинтересовалась Божена Феликсовна, когда под руку со мной по просьбе Миры покинула гостиную. – Что за чертовщина творится под крышей этого дома? Яков, я не удивлюсь, если тебе тоже в скором времени начнут являться какие-нибудь вампиры и оборотни! – округлила глаза Божена.
– Вам ли об этом говорить? – покачал я головой в ответ. – Не вы ли, кузина, одно время сдружились с госпожой Буксгевден и зачастили на собрания ее секты в Михайловский замок? Не вы ли всегда были увлечены всякой мистикой и оккультизмом? Вам ли осуждать прихоти Миры?!
– Ты не ответил на мой вопрос, – сухо пробормотала Божена.
Я пожалел, что вовремя не прикусил свой длинный язык. После того, как моя кузина рассорилась с графиней, эта тема для нее оставалась весьма болезненной.
– Сваруп – это старый слуга Миры, которого она привезла с собой из Индии, – объяснил я.
– Мне кажется, братец, что ты забыл об одном одолжении… – Божена прищурила свои ледяные глаза.
Я понял, что она имела в виду историю с Варей Костровой, которую она пристроила в Михайловский замок по моей просьбе, когда мы с Кинрю боролись за наполеоновскую казну. Только одному Богу известно, чего стоил Божене ее разговор с графиней!
– Не горячитесь, Божена Феликсовна, – смиренно попросил я кузину. – Мне не хотелось вас обидеть, моя несравненная очаровательница, – я поцеловал ее руку, источавшую аромат вербены, пачули и римских свечей.
– Ну, хорошо, – смилостивилась моя Цирцея. – Тебе удалось уже что-нибудь узнать? – почему-то шепотом спросила она.
– Кинрю видел какого-то человека в белом бурнусе под окнами Вяземских как раз в тот момент, когда юная графиня лишилась сознания, – ответил я.
– Только и всего? – вздохнула Божена.
– Только и всего, – отозвался я, разводя руками.
В этот момент по лестнице со второго этажа спустилась Мира в сопровождении Сварупа, несшего ее заветный ящик, обклеенный разноцветной бумагой. В этом ящике моя индианка прятала свои волшебные индуистские принадлежности. При виде Сварупа я невольно коснулся ладонью груди – под рубашкой скрывался пентакль – оберег в виде двойного ромба, с выгравированной на нем древнееврейской буквой Алеф. Старик-индиец сам выплавил его по приказанию своей госпожи в ее комнате «демонов», где Мира хранила все свои тайны и баловалась колдовством.