Но смерть бродила рядом, вместе с призраками дышала в спину, а
не забирала. Будто издевалась. Лис открывал глаза, находил
воспаленным взглядом очередную светящуюся фигуру, поднимался и
брел. Куда, зачем, сам не знал. Шел, не различая дней и ночей. Не
оборачиваясь. Знал, что если обернется, если увидит очередного
молчаливого преследователя, то вновь разрыдается как ребенок,
упадет на колени и будет глупо бить о землю кулаками, до крови в
ладонях, покажет свою слабость. А он не хотел быть слабым. Гордость
была единственным, что ему осталось.
Через луну он почти смирился со своим безумием. И даже
попробовал с призраками заговорить, как ему когда-то советовали.
Сначала он просил прощения, потом умолял, чтобы его оставили в
покое, позднее — начал угрожать. Но призраки отвечали на слова
молчанием, и глаза их все так же светились безразличием. И поняв,
что от попутчиков все равно не избавишься, Лис, сам не зная почему,
начал рассказывать о детстве, о родителях-крестьянах, о том, как
обнаружил в себе дар.
— Отец сказал, что меня все равно найдут, — смеялся Лис, бодро
шагая по березовому лесу. — И продал темному цеху. А те уж... — Лис
замолчал, задумавшись. — Научили повиноваться. Что смотришь? Посиди
голодный седмицу, иначе запоешь. И любую клятву дашь. Магические
клятвы... они ведь нерушимы... будешь делать то, что тебе прикажут
или умрешь. А, представь себе, мне тоже умирать не хочется.
Ветерок пробежал по ветвям березы, хлестнул по крапиве у
тропинки, и колючие ветви боярышника прошли через призрака, будто
того и не было. Весь мир убеждал Лиса, что этих призраков нет. Весь
мир не видел, так почему видел он?
— Дашь клятву и более не отвертишься, — прошептал Лис.
Отвертишься, врал. Просто свою жизнь выторговал за чужую, и не
раз. А теперь те, кого он убил, ходили следом, как привязанные,
сменяясь на закате. И ничего уже не спасет. Даже дар, который,
можно вот так взять и забрать. Безжалостно и быстро, будто и не
было его.
Лис осекся, остановившись, и на миг забыл о призраке. Шумели над
головой дубы, путались тени на тропинке, стучал вдалеке дятел. Лис
вдруг вспомнил горевшие синим огнем глаза, холодные пальцы на
горле, чеканные слова проклятия. Какой-то мальчишка, а такая
сила... почти бог. И клятвы убрал, и дар забрал... и без надежды
оставил.