— Мне никогда от этого не избавиться, — понял вдруг Лис,
оглянувшись на призрака.
И в мертвых глазах увидел на этот раз не равнодушие, а насмешку
и злорадство.
— Никогда... — попятился Лис, внезапно теряя силы. — Ник...
И понял вдруг, что в последние луны не жил — выживал. Теплил
надежду, что однажды все изменится, что он сможет проснуться и это
закончится. И не будет ни призраков, ни тяжелого страха в груди, ни
давящего к земле отчаяния. А ведь не будет же... надо только...
Лис прислонился спиной к дереву, поднял взгляд и посмотрел в
бушующую над головой зелень.
Никогда не избавиться. Никогда не испытать покоя. Никогда не
вернуться к прежней жизни. Никогда не вздохнуть полной грудью, не
ощущая при этом, что ты — ничтожество. Никогда не стать живым, как
и этому призраку.
Лис развязал веревку на поясе и стянул с себя грязную
тунику...
Никогда...
Он перебросил веревку через толстый сук дуба, сглотнул, вновь
посмотрев на призрака. И споткнулся о ледяной взгляд. Вспомнил, как
эта архана рвалась в руках его людей, умоляя не убивать ее сына, а
когда мальчишке перерезали горло — застыла. Позволила разложить
себя на земле и ни звука не издала всю ночь, пока над ней пыхтели
распаленные ненавистью люди Лиса. Так и умерла молча на рассвете,
погасла, будто догоревшая наконец свеча — тихо и ожидаемо.
Лис сам опустился рядом с ней на корточки, закрыл ей глаза,
прикрыл остатками юбки окровавленные бедра, даже зачем-то пригладил
растрепанные светлые волосы. Сам зарыл на пригорке у реки. И с
горечью подумал тогда, что ничего не мог сделать, что его людям
надо как-то забавляться. В таверну к девкам нельзя, иначе на них
дозорные выйдут, своих баб в отряде не водилось, а архана была
красивой. Мягкой и нежной. Вот и пришлось... разрешить.
А теперь, спустя много лун, пришлось расплачиваться. Что же...
так, наверное, правильно. И тот маг-мальчишка с презрительным
взглядом, наверное, тоже прав. Лис тварь. И жизнь заслужил такую же
— твари. И проживать эту жизнь незачем. Вот он и не будет.
Он сел на сук верхом, чуть было не слетев вниз, в крапиву.
Повязать узел удалось лишь с третьего раза — дрожащие пальцы не
слушались, в груди черным туманом билась горечь. Да и взгляд
мертвой бабы покоя не давал. Но осталось немного — просунуть в
петлю голову, соскользнуть с сука и...