— Велика судьба твоя, мальчик. Велика ноша, которую боги
взвалили на твои плечи. Но велика и их милость.
Рэми удивленно моргнул, набрался было смелости, чтобы попросить
объясниться, но мир будто вспыхнул светом и красками, а жрец
куда-то исчез. Рядом молча шевелил губами Брэн, чуть поодаль стояли
на коленях остальные их спутники, и все было обычным, не чарующим,
как пару мгновений назад. И желание молиться куда-то пропало.
Когда они спустились к повозке, солнце вновь спряталось за тучи.
И дальнейшая дорога оказалась длинной и скучной. Моросил мелкий
дождик, покрывал брезент повозки паутиной капель. Сквозь щель в
открытом пологе проскальзывал весенний лес, пока лишь слегка
припушенный молодой зеленью. Проплывали мимо яркие пятна
подснежников, желтые звездочки мать-и-мачехи, скидывала на дорогу
котики отцветавшая лоза.
— Рэми, если хочешь спать — спи, — заглянул внутрь сидящий на
козлах Брэн. — Приедем еще нескоро, успеешь намаяться.
Рэми спал. Укутался по самый нос в горько пахнущие шкуры,
которые они везли на ярмарку. Положил под голову мягкий плед,
сотканный из овечьей шерсти, и закрыл глаза, сразу же провалившись
в сладостную дремоту.
Повозка вздрагивала на ухабах. Подсыхавшая грязь чуть слышно
хлюпала под копытами лошадей, влажный воздух будоражил кровь. Рэми
казалось, что он засыпал и просыпался одновременно, покачивался на
мягких волнах, проваливаясь в теплое пушистое одеяло.
— Заснул, — донесся далекий голос Брэна, и мягкое покачивание
повозки, и перестук сорвавшихся с деревьев капель, все казалось...
чужим, неважным. Осталась лишь темнота, тишина и тихий голос,
зовущий кого-то по имени: «Эррэмиэль...»
«Я Рэми...» — устало возразил волчонок, поняв, что зовут,
оказывается, его. Ведь больше в этой тишине и темноте никого нет. И
не страшно совсем... уютно. И спокойно.
«Прости, Рэми», — мягко ответил чужой голос, и Рэми вдруг понял,
что лежит на залитом солнцем лугу, что голова его покоится на чужих
коленях и чьи-то ласковые пальцы задумчиво перебирают волосы,
гладят по щекам, размазывая по коже дорожки от слез. Рэми не знал,
почему плакал. А тот, чужой, чье лицо казалось черным из-за яркого
солнца, наверное, знал. Молчаливо успокаивал, продолжая безмолвно
говорить:
«Я рад, что ты пришел ко мне, я долго тебя ждал, и, сказать по
правде, уже и не надеялся».