Я села, прислонившись к стволу дерева, и расслабилась, наслаждаясь покоем. Но долго так оставаться было нельзя, и я, кряхтя и охая, встала и попыталась сориентироваться, в какую сторону идти. Оказалось, что я заблудилась. Ко всем моим несчастьям – босая, с ободранными в кровь ногами, замерзшая и голодная – прибавилось еще и это! Пытаться определить в темном лесу, где какая сторона света, я даже не пробовала – не сильна я в этом – и решила идти наугад, потому что не такой уж он и большой, этот лес. Я медленно брела, чувствуя заледеневшими ступнями каждую неровность почвы, каждую веточку, каждую упавшую с сосны иголочку, и сил на то, чтобы хотя бы пошипеть от боли сквозь зубы, у меня уже не было.
Понемногу начало светать, когда я внезапно услышала крик петухов и многоголосый собачий лай – впереди явно была какая-то деревня, и я, немного приободрившись, пошла на звук. Я давно потеряла счет времени, но даже не решилась посмотреть на часы на сотовом, опасаясь, что это расстроит меня еще больше. Я брела и брела, когда увидела впереди слабые огоньки и услышала мычание коров. Это придало мне сил, и я прибавила шагу. Так я вышла к Салтыковке, от которой до нашего кооператива было всего два километра – сущая ерунда, если учесть, сколько я уже набегала за это время.
Шла я исключительно на автопилоте, чуть ли не передвигая ноги руками, и вот он, родной поселок! У меня хватило ума держаться в тени заборов, чтобы не испугать случайно выглянувшего человека своим жутким видом – ведь стало уже довольно светло. Таким манером я почти дошла до своего участка, когда вдруг заметила вышедшего из своей калитки Куркуля, который направился мне навстречу и был явно не в себе. Увидев его перекошенное лицо, я невольно прижалась к забору и просто обмерла от ужаса, когда разглядела в его руке окровавленный топор, вторую руку он прятал за спину. Я изо всех сил вжалась в забор, чтобы стать как можно незаметнее, но Куркуль направился прямо ко мне, ласково говоря на ходу:
– Иди ко мне, моя хорошая! Ну, куда ты спряталась? Не бойся! Иди ко мне! Я тут тебе кое-что приготовил! Ну где же ты, девочка моя! – Тут он остановился, прислушался, а потом зло бросил: – Ах ты дрянь такая! Я к тебе со всей душой, а ты морду воротишь?
Он снова двинулся на меня, и его топор зловеще поблескивал в ранних лучах утреннего солнца.