После того как дверь за зеком и конвоиром закрылась, Решетов несколько секунд сидел молча и неподвижно, потом решительным движением придвинул к себе стоявший на углу стола телефон и набрал длинный магаданский номер.
* * *
Через месяц, в воскресенье, у главных ворот сусуманского штрафняка было довольно людно. Дело было в том, что по воскресеньям в двенадцать часов дня из лагеря выпускали тех, чей срок кончился и кто мог покинуть штрафняк на своих ногах, а у ворот их встречали родственники, знакомые, кореша... Ну, или никто не встречал, это уж кому как везло.
Так было и в это воскресенье. Неподалеку от ворот стояли люди, в основном маленькими группками – по двое, по трое, хотя было и несколько одиночек. Они или молчали, или о чем-то негромко переговаривались, и все часто посматривали на часы. Было уже около двенадцати, и главные ворота штрафняка вот-вот должны были распахнуться, выпуская счастливцев, для которых этот день должен был стать первым днем воли.
Среди встречающих выделялась одна группа из пяти человек. В отличие от большинства собравшихся они были хорошо, по-городскому одеты, да и лица у них были другие – уверенные в себе, спокойные. Они стояли молча, не переговариваясь ни между собой, ни с окружающими, единой монолитной кучкой. Любому внимательному наблюдателю хватило бы нескольких секунд, чтобы понять – эти пятеро не просто хорошие друзья, пришедшие встретить откинувшегося кореша, они явно не равны друг другу. Среди них есть главный, а остальные – подчиненные.
Человек, который казался в этой пятерке лидером, стоял чуть впереди. Он был одет в длинное серое пальто, из-под которого выглядывали черные брюки, руки он держал в карманах, лишь изредка вынимая левую, чтобы взглянуть на часы. На вид ему можно было дать около тридцати пяти лет. Роста он был невысокого и особенно сильным на первый взгляд не казался, но по выражению лица, по суровому взгляду, по множеству мелких, почти незаметных черточек было видно, что человек этот намного опаснее любого здоровяка-атлета, накачавшего себе в спортзале бицепсы размером с футбольный мяч. Лицо у него было острое, хищное, а взгляд тяжелый. Он был чем-то похож на волка – матерого серого хищника, повидавшего на своем веку и облавы, и капканы, и отравленные приманки, но до сих пор сумевшего остаться в живых и ставшего только опаснее.