Лейтенанту полегчало. Он благодарно махнул грузину и, сжимая кулаки, медленно поднялся с места. Артамонов оказался гораздо ниже ростом, чем казалось, когда сидел на высоком крутящемся кресле. Если бы Ирина встала рядом с ним, он едва бы дотянулся макушкой до ее плеча, даже если бы поднялся на цыпочки.
Маленький, толстенький, он напоминал Ирине беременную самку пингвина. Девушка вспомнила, что в школе его так и звали – пингвинчик. Иногда пончиком. А когда хотели особенно уязвить – хрюней. Костя Артамонов очень обижался на это прозвище и мог неделю не разговаривать с тем, кто осмелился так его назвать.
Но, по большому счету, это был вполне безобидный, добродушный малый. Его любили и в школе, и в отделе. И не только как предмет шуток. Он хоть и старался показать всем, что не пустое место, а какой-никакой, но начальник, и что с ним надо считаться, но никогда не оставлял без внимания ни одну просьбу. И если уж что-то пообещает, то обязательно сделает. Поворчит для порядка, но сделает. Его коллеги знали это и ценили маленького смешного толстячка как хорошего товарища и надежного друга. Знала об этом и Ирина, поэтому и пришла за помощью к бывшему однокашнику. Она была уверена, что Костя не откажет ей ни в чем.
Но одноклассник не узнал ее, что было неудивительно. Последний раз они встречались на выпускном вечере.
Надувшись, как индюк, Артамонов, грозно сдвинув брови, шел на нее с явным намерением схватить за шкирку (если дотянется, конечно) и выставить за дверь. Он ей покажет, как издеваться над представителем власти.
– Если вы сейчас же не выйдете вон, так сказать, – процедил он сквозь зубы, – я буду вынужден применить силу!
Ирина не выдержала и рассмеялась.
– Костя, ты у Диснея не снимался? – держась за живот, выдавила она. – Профессора-маньяка в «Чипе и Дейле» не ты играл?
Артамонов отступил на несколько шагов и, упершись задом в стол, застыл, как статуя. Казалось, его вот-вот хватит удар. Но вдруг вся его злость мгновенно улетучилась. Широкое, пышущее здоровьем лицо приняло свой нормальный цвет. Толстые губки растянулись в радостной улыбке. Он распростер руки и вразвалочку побежал к Ирине.
– Батюшки, Ирочка, рыбка моя! – не помня себя от счастья, проворковал он. – Неужели это ты?! Какими судьбами! – Он заключил ее в объятия. – Вот ведь, так сказать.