Юля же была освобождена от гнета семейного быта. Полностью. Раз и навсегда. Это было первое требование Степана.
– Моя жена должна быть женщиной, а не кухаркой, – заявил он безапелляционно, целуя огромный волдырь на ее пальце, который она ухитрилась посадить, ухватившись за огненную ручку кастрюли. – Мы можем позволить себе это, милая. Ради чего тогда работать?..
Работой, правда, ее занятия можно было назвать с большой натяжкой, но платили неплохо.
Имея высшее филологическое образование, она подтягивала отстающих оболтусов из хороших семей по русскому и литературе.
Их было не так уж много – всего четверо. Приходили они к ней парами через день и занимались по два-три часа. Разве же это работа? Она и не уставала совсем. Ее как раз все это развлекало. Дети ее любили, старательно писали под диктовку, зубрили правила и слушали километровые отрывки стихотворений, которые она им читала с упоением наизусть.
Время пролетало незаметно. И заработанных денег вполне хватало на то, чтобы покрывать расходы: содержание домработницы, массажный и косметический салоны и не очень дорогие подарки Степану. В общем, помимо денег, эта работа приносила другие радости: можно было смело спать допоздна, совершенно свободно распоряжаться своим временем и порой устраивать себе праздное времяпрепровождение, шатаясь по квартире в домашнем костюме.
– Красотка, сказать нечего! – фыркнула Юля своему отражению в огромном зеркале.
Выглядела она сейчас в самом деле не очень – на слабую троечку едва выглядела.
От долгого лежания на диване штаны и майка помялись, волосы спутались, лицо чуть припухло, а на одной щеке образовалось два перекрещивающихся красных следа от подушки. И это за пару часов до отъезда!
Кошмар, покачала бы головой Мария Ивановна.
Непорядок, дернул бы подбородком Степан.
Полный отстой, хмыкнули бы ее подопечные.
Для исправления ситуации требовалось срочно в душ – под контрастные струи. Потом вооружиться бытовыми электроприборами, в плане электрических расчесок и фена. Залить физиономию нежной эмульсией с концентратом клубничного сока, пощелкать по щекам, покусать губы и только после этого можно было представать пред светлые любимые очи.
Очи при встрече оказались слегка затуманенными.
– Устал, – отбрыкнулся Степка от ее объятий и поплелся, сильно приволакивая ноги, в душ. – Я щас, погоди…