— Да там же, в Олоде живут. Не знаю
правда, как они выживают без меня.
— Не пропадут, думаю. Раз у них брат
такой деловой, то и сёстры наверняка не промах. Кстати, я почему
про зелья спросил. То, чем ты меня напоил перед боем, полным
дерьмом оказалось. На вкус уж точно. В начале казалось, что я
действительно ускорился, всё вокруг замедленным каким-то стало, а
потом эффект прошёл.
— Ааа, то зелье… — задумчиво произнёс
Марон. — Это ты зря. Ты двигался так быстро, как человек двигаться
не может. Это просто вначале ты заметил, а потом по ходу боя привык
к такой скорости, вот и незаметно стало. Да и орк, видимо, тоже
что-то подобное перед боем принял, ведь двигался он тоже чересчур
быстро для его габаритов.
Я доел подставленный прямо ко рту
прутик с мясом. Принялся за второй и спросил с набитым ртом:
— А что произошло после того, как я
отключился?
— Ну, сначала все минуту молчали.
Никто не ожидал, что так бой закончится. Затем один из орков
сказал, что они уговор выполнят. То есть отпустят и нас и тебя. А
деревня по наследству переходит к сыну орка — Джаксу. Но пока он не
пройдёт ритуал на следующем празднике Светила, управлять всем будет
его мать. Орчонок, кстати, пообещал, что когда вырастет, то найдёт
тебя и убьёт. Малыш этот весьма смышлёный, так что я бы на твоём
месте ушёл подальше от земель орков.
Руку твою я собрал, как была. Иголку
взял из рыбьей кости — я ею одежду свою штопал до этого по вечерам.
Кости твои совместил, водой кипячёной всё промыл. Что мог зашить —
зашил тоненькими жилками. Они со временем рассосутся сами. Кожу
тоже зашил потом. Рану сверху кипячёной водой промыл да тряпками
чистыми забинтовал. Шину наложил. Рука у тебя теперь как новая
никогда не будет, если честно. Даже пальцами скорее всего шевелить
не сможешь. Даже то, что рана не воспалилась, вообще чудо. Видимо,
новый состав мази, которую я придумал, оказался действенным. Чудо
даже то, что ты вообще жив остался, потеряв столько крови. Жить
будешь, но на левую руку сильно не рассчитывай. Болеть будет всегда
да зимой мёрзнуть.
Я повернул голову, чтобы посмотреть
на свою травмированную конечность. Она была обмотана толстым слоем
тряпок. Пошевелить ею я не мог и не чувствовал её. Я хотел уже
оплакивать свою изувеченную конечность, но Марон продолжал свою
речь, не давая мне погрузиться в уныние: