Когда они сели за стол, жаркое простыло, а вино, принесенное с ледника, степлилось. Пришел мальчик Уно и, неслышно ступая, как учил его старый Муга, пошел вдоль стен, зажигая светильники, хотя было еще светло.
– Это твой раб? – спросила Кира.
– Нет, это свободный мальчик. Очень славный мальчик, только очень скупой.
– Денежки счет любят, – заметил Уно, не оборачиваясь.
– Так и не купил новые простыни? – спросил Румата.
– Чего там, – сказал мальчик. – И старые сойдут…
– Слушай, Уно, – сказал Румата. – Я не могу месяц подряд спать на одних и тех же простынях.
– Хэ, – сказал мальчик. – Его величество по полгода спят и не жалуются…
– А маслице, – сказал Румата, подмигивая Кире, – маслице в светильниках. Оно что – бесплатное?
Уно остановился.
– Так ведь гости у вас, – сказал он, наконец, решительно.
– Видишь, какой он! – сказал Румата.
– Он хороший, – серьезно сказала Кира. – Он тебя любит. Давай возьмем его с собой.
– Посмотрим, – сказал Румата.
Мальчик подозрительно спросил:
– Это куда еще? Никуда я не поеду.
– Мы поедем туда, – сказала Кира, – где все люди как дон Румата.
Мальчик подумал и презрительно сказал: «В рай, что ли, для благородных?..» Затем он насмешливо фыркнул и побрел из кабинета, шаркая разбитыми башмаками. Кира посмотрела ему вслед.
– Славный мальчик, – сказала она. – Угрюмый, как медвежонок. Хороший у тебя друг.
– У меня все друзья хорошие.
– А барон Пампа?
– Откуда ты его знаешь? – удивился Румата.
– А ты больше ни про кого и не рассказываешь. Я от тебя только и слышу – барон Пампа да барон Пампа.
– Барон Пампа – отличный товарищ.
– Как это так: барон – товарищ?
– Я хочу сказать, хороший человек. Очень добрый и веселый. И очень любит свою жену.
– Я хочу с ним познакомиться… Или ты стесняешься меня?
– Не-ет, я не стесняюсь. Только он хоть и хороший человек, а все-таки барон.
– А… – сказала она.
Румата отодвинул тарелку.
– Ты все-таки скажи мне, почему плакала. И прибежала одна. Разве сейчас можно одной по улицам бегать?
– Я не могла дома. Я больше не вернусь домой. Можно, я у тебя служанкой буду? Даром.
Румата просмеялся сквозь комок в горле.
– Отец каждый день доносы переписывает, – продолжала она с тихим отчаянием. – А бумаги, с которых переписывает, все в крови. Ему их в Веселой Башне дают. И зачем ты только меня читать научил? Каждый вечер, каждый вечер… Перепишет пыточную запись – и пьет… Так страшно, так страшно!.. «Вот, – говорит, – Кира, наш сосед-каллиграф учил людей писать. Кто, ты думаешь, он есть? Под пыткой показал, что колдун и ируканский шпион. Кому же, – говорит, – теперь верить? Я, – говорит, – сам у него письму учился». А брат придет из патруля – пьяней пива, руки все в засохшей крови… «Всех, – говорит, – вырежем до двенадцатого потомка…» Отца допрашивает, почему, мол, грамотный… Сегодня с приятелями затащил в дом какого-то человека… Били его, все кровью забрызгали. Он уж и кричать перестал. Не могу я так, не вернусь, лучше убей меня!..