Баклан – тварь умная. Что такое дробовик, знает. Смотрит своим
одним глазом во весь лоб и нехотя забирается в рогоз обратно,
бурчит что-то. Он всё время на этом месте крутится. Надо бы его
убить давно, да Саблину всё патрона жалко.
И не успел он положить дробовик на место, как задрожала и
соскочила леса с катушки и полетела вводу, раскручивая её. Катушка
запищала высоко. Тревожно. Аким левой рукой лесу схватил, да куда
там, она скользила в рукавице, только грела её. Он быстро надел
рукавицу на правую руку. Перехватил лесу двумя руками, и намотал её
на руку, застопорил. Тут уж понял, что там, в воде, что-то
серьёзное. Его так дёрнуло, что он с банки встал, пришлось сапогом
в дюралевый борт лодки упереться, чтобы в воду не упасть. Так
рыбина ещё и лодку дёрнула, не будь якоря - поволокла бы.
Это явно была не «стекляшка», даже десятикилограммовая
прозрачная рыбина так дёрнуть не смогла бы. Налим! И немаленький. А
рыбина дёргала и дёргала, то вглубь пойдёт к протоке, то к рогозу,
то за коряги.
- Ты уж не сорвись, дорогой друг, - шепчет Аким, наматывая лесу
на рукавицы. - Я тебя тут давно жду.
Рыбина сильна, но быстро выдыхается. Он подтягивает её ближе и
ближе. И вот уже через серую воду, через верхний слой, наполненный
прозрачно-жёлтыми амёбами, Саблин видит чёрную, как старая коряга,
тупую морду. Налим. Как его к лодке подтянули, он стал биться из
последних сил. Так старался, что лодка ходуном ходила. У Акима для
такого случая стальной крюк есть с шокером. С трудом держа левой
рукой лесу, правой он опустил в воду шокер. Один удар, треск,
вспышка в воде, и налим замер, в радиусе метра ещё и все амёбы
сварились. Жабры, Аким читал, когда в школе учился, что раньше у
рыб были жабры. Теперь таких рыб не было. Он зацепил налима крюком
прямо за голову и с трудом втащил его в лодку.
Тот лежал огромный, в пол бревна, весь усыпанный пиявками,
чёрный, страшный.
Снова в двадцати мерах заскрипел рогоз, снова из него выплыл
баклан, поглядеть, что происходит. Аким опять поднял дробовики и
пообещал ему:
- Ты доиграешься. Живёшь только из-за моей жадности.
Баклан обиженно гавкнул, потряс своим острым и твёрдым жалом и
снова ушёл в заросли.
Да, налим был очень хорош. Двадцать шесть, а то и двадцать
восемь килограмм. Люди эту дрянь не едят, но вот свиньям только
подавай. Четырём свиньям Акима такого красавца на три дня хватит, а
если порубить его да перемешать с тыквой и со степной колючкой, так
и на неделю. Ещё он в это утро поймал семь «стекляшек» по два, по
три кило. Это был хороший день.