– Вот это возьми, – говорила она. – И этот костюмчик тоже. И этот свитер, я его всего раза два одевала, он мне не идет.
– Прекрати, – попросила Лена. – Я не могу.
– Опять обиделась? – Инна откладывала в сторону те вещи, которые собиралась подарить. – Я тебя прошу, не надо все портить своими амбициями. Помнишь, как мы в общаге вели аэробику? Помнишь? Ты же не обиделась, когда я подарила тебе кроссовки и ветровку для пробежек…
– Это было совсем другое.
– Почему?
– Тогда я сама могла тебе делать подарки.
– Ну и что? Кто знает, что нас ждет? Может быть, я скоро окажусь на улице и приеду к тебе в Питер. А ты будешь ходить в норковой шубе и подаришь мне автомобиль на бедность?
– Шутишь… – Лена невесело улыбнулась. Она боролась со страшным искушением принять эти тряпки, тем более что Инна предлагала их так естественно и сердечно, не требовала благодарности, вообще ничего не требовала взамен. Еще вспоминался собственный позорный гардероб. Это не Лена протянула руку и подняла с постели кокетливый бежевый пиджачок – это сделали ее двадцать три года. Она примерила его прямо на майку, застегнула, почувствовала, как спину легко обхватила ткань…
– Как на тебя шили… – восторженно оглядела ее Инна. – Кто был прав? А на мне эта штука не смотрится. Вот к нему юбка.
И юбка пришлась впору. Инна вертелась вокруг подруги, обдергивала на ней обновку, разглаживала складки, потом выбежала в прихожую и вернулась с упаковкой колготок и парой коричневых туфель на каблуках.
– Это уж слишком, – Лена почувствовала, как ее лицо пылает. – Нет, я ничего не возьму.
– Я тебе не возьму! – Инна уже совсем ее не слушала. – Примерь. У тебя же размер как у меня – тридцать восьмой?
– Не возьму.
– Они новые! – в отчаянии уговаривала Инна. – Честно! Гляди – чек на подошве приклеен!
– Тем более не возьму.
Но как-то так вышло, что она надела колготки, обулась и, сразу став выше на восемь сантиметров, беспомощно посмотрела на Инну. Та тихо сияла, и Лена вдруг поняла, какую чистую радость созидания испытывает ее подруга, делая эти подарки. Но все равно оставался стыд – и отравлял всю радость.
– Мама! – крикнул Сашка. – Это ты?
Она повернулась к нему и улыбнулась, увидев его распахнутые от изумления глаза. На девочку она впечатления не произвела – та, вероятно, привыкла ко всяким переодеваниям, и туалетами ее было не удивить. Но Сашка просто онемел. Он подошел к матери, погладил ее блестящую ногу, схватился за каблук и наконец обнял: