Потом собак учат драться с другими собаками. Челюсти у них особенные. Эти собаки не знают пощады и дерутся, пока не убьют своего противника. Зачем в интеллигентной семье держать такую собаку? Этот вопрос я задала себе сразу, как только увидела этого терьера.
– Здравствуйте, – произнесла Медея, устало кивнув головой. Она не поднялась, но я понимала ее состояние. Сейчас ей не до политесов. У нее немного вытянутое лицо и красивые темные глаза. Я обратила внимание на ее пальцы – длинные аристократические пальцы, будто она музыкант, а не искусствовед.
Мы уселись на эти неудобные стулья с невысокими ножками. Нина меньше меня ростом, и ей эти стулья могут нравиться, а мне – не очень. И мы обе бессознательно отодвинулись от дивана, рядом с которым лежала собака.
– Это моя двоюродная сестра Ксения, о которой я тебе рассказывала, – представляет меня Нина, – вы виделись с ней у нас на даче.
– Я помню, – кивнула Медея, – извините, что так вас принимаю.
– Ничего. Я вас понимаю. Так вы еще не получили никаких известий?
– Ничего, – упавшим голосом ответила Медея. – Муж сейчас в милиции. Они просили его припомнить всех знакомых нашего Кости, забрали его записную книжку и жесткий диск из компьютера. Будут проверять все его связи. Как будто Костя заранее мог быть знаком со своими похитителями или бандитами. В милиции считают, что нужно проверить все окружение нашего сына. Такая глупость! Сейчас прямо на улицах людей воруют и убивают, а они ничего не могут сделать. Или не хотят. Один следователь, чтобы меня успокоить, даже сказал, что в России ежегодно пропадают несколько десятков тысяч человек. Будто мне от этого легче.
Эльвина внесла поднос с печеньем, шоколадом и тремя чашечками дымящегося кофе. Она была в джинсах и темной блузке. Из-за коротко остриженных волос ее можно было принять за подростка, хотя ей наверняка уже исполнилось двадцать пять. Или даже тридцать.
– Спасибо, Эльвина, – кивнула ей хозяйка, – и принесите мне лекарство. Оно на тумбочке, в спальне.
– Я знаю, – отозвалась Эльвина и остановилась, выразительно глядя на Медею, словно не решаясь ей что-то сказать.
– Что еще? – чуть повысила голос хозяйка и нахмурилась. Ей, очевидно, не понравилось поведение домработницы.
– Простите, – проговорила та, – но это уже четвертая. Врач говорил – не больше двух-трех в день.