— Не нравится мне, что она так тобой помыкает. Хочешь, я с ней поговорю? — покровительственно предложил Гленн и заговорщицки мне подмигнул.
В такие минуты он был очень похож на брата. Гиб такой же худой и нескладный, любитель распушить хвост перед любой мало-мальски симпатичной девушкой.
Вообще, как успела заметить, мужчины в этом мире особым благочестием не отличаются. И верность для них — пустой звук. А может, просто судьба пока сталкивала меня с такими вот индивидами. Взять хотя бы Гиба и Гленна. Их хлебом не корми, дай поволочиться за юбками. Да и Чесс частенько от жены налево бегает, как только появляется возможность.
— Не надо ни с кем говорить, — постаралась я придушить на корню этот неожиданный приступ благородства. Фокусник в ответ лишь неопределённо хмыкнул. — Гленн, я серьёзно! — С таким взрывным характером, как у Истер, это ни к чему хорошему не приведёт. Только наживу себе в её лице ещё большую проблему. Вздорную, злопамятную и очень крикливую проблему. — Мне совсем не сложно ей помогать.
Да и вообще, развешу бельё в её шатре, пусть всю ночь наслаждается сыростью. А что? Не под дождём же сушить. Вон уже начинает накрапывать.
Гленн проводил меня до шатра ярко-бордового цвета. Вернее, ярким он был когда-то, в незапамятные времена, а сейчас больше смахивал на серо-буро-малиновый.
Проинформировав, что ещё нужно успеть отработать с братом новый номер, улыбнулся мне на прощание и, насвистывая себе под нос какой-то бравурный мотивчик, отправился своей дорогой.
А я юркнула в шатёр со словами:
— Истер, я у тебя бельё развешу. А то дождь начи… — осеклась на полуслове и почувствовала, как щёки заливает румянец.
Актриса в фривольной прозрачной сорочке, словно наездница, восседала верхом на черноволосом типе внушительных размеров. Волосатые ноги не помещались на шитом из лоскутов одеяле, руки раскинуты в стороны, а сам их обладатель млел от предвкушения наслаждения.
Истер уже успела стянуть с него куртку и брюки, которые были живописно разбросаны по полу и являли собой не что иное как полицейскую форму.
Увлечённая раздеванием любовника, актриса не сразу меня заметила. А заметив, не стала отвлекаться от столь приятного для неё занятия.
Представителей закона я боялась не меньше высших. А может, даже больше. При виде них внутри всё переворачивалось, я цепенела. Вот и сейчас, увидев констебля, замерла, не способная ни пошевелиться, ни выдавить из себя хотя бы слово.