Абаран лишь удивленно поднял бровь — банально по возрасту я
должен был хоть немного, но склониться, а не кивать ему, как
равному — но ничего не сказал.
— Канарат еще то трепло, но, говорит, что ученик мага ему девок
в порядок приводит перед смотрами кибашамцев. А они уже ходить,
кстати, прицениваться-то начали! Так ты что, пацан, рунам обучен?
Как воду чистишь печатями Бор я видел, ну как, печатями, там так,
баловство с ноготок… Но тут не такие фокусы нужны, у меня тут
серьезно болеют!..
— Никаких фокусов, — гордо ответил я. — Только качественные
печати Ис с ладонь размером.
Абаран прищурился, будто пытался понять, вру я ему, или нет.
— Точно с ладонь? Канарат сказал, что ты по дюжине серебра за
печать на четыре дюйма берешь, когда Агама иногда и по полновесному
требует за такое. Где подвох, малец? Ты учти, если ты меня с этим
пройдохой Канаратом обдурить вздумаешь, я тебя…
— Я впустую силы тратить не буду, чтобы вас убедить, — ответил
я. — Ведите к баракам, там все покажу. Господин Канарат обычно
стоит, наблюдает, как я работаю.
Работорговец на это только хмыкнул, но уже через мгновение
заложил два пальца в рот и резко свистнул, подзывая помощника
постоять у помоста, пока он отойдет.
— И время-то такое, к полудню, самый торг… — ворчал Абаран,
проводя меня через ряды к месту, где содержался его «товар», — а
мне значит стой и смотри, как недоучка колдует…
Я старался это ворчание пропускать мимо ушей, следуя за
мужчиной, но получалось у меня плохо. Абаран мне не нравился,
совершенно.
Впрочем, когда из-за очередной телеги показались покошенные
бараки, все отошло на второй план. Пришло время работы.
Картина внутри тут была хуже, чем у Канарата и я понял, что
говорливый работорговец относился к невольникам еще достаточно
хорошо. Хотя, может, он был просто умелым в этом плане дельцом? В
бараке Абарана было очень грязно, вместо одеял для людей — гнилая
солома на полу, а содержалось в помещении народу десятков шесть,
хотя по размерам оно было даже меньше, чем у моего «знакомца».
— Так! — крикнул Абаран, от чего негромкие разговоры, что
поднялись, когда дверь в барак открылась, моментально стихли. —
Бабы с выродками мужицкого полу, сюда! Живо! И девицы, которых
спицами не ковыряли — сюда же!
В помещении началась возня, от которой мне стало еще гаже. Люди
спотыкались, падали друг на друга, поднялся детский плач.