— Три камня, с учетом того, что у вас в руках, чтобы наверняка.
И могу я рассчитывать на возврат лишних?
— Конечно, — кивнул учитель, аккуратно подбирая драгоценности. —
Уверяю, если вы того пожелаете, мы примем и оплату серебром, а
камни вернем. Но вряд ли работорговцы смогут оценить их возможности
по достоинству…
На это купец только хмыкнул в бороду. Да, пока эти камни дойдут
до членов Круга, то успеют вырасти в цене на порядок.
— А теперь о самом важном, — сказал купец, пряча мешочек с
оставшимися камнями под одеждой, — о том, кого стоит лечить. Ты
имеешь доступ к баракам, Рей?
Я неопределенно дернул плечом.
— Меня туда провожают и стоят рядом, наблюдают за работой. Но я
лишь дважды бывал… — ответил я.
— Опиши мне, кого тебе купцы выводили, — попросил Вейхоль.
Я вопросительно посмотрел на учителя, но тот лишь медленно
прикрыл глаза. Мол, давай, рассказывай.
Я в подробностях описал женщин, которых выводили под печати
работорговцы.
— Понятно… — Протянул купец. — Значит, рабыни из публичных
домов. Вот что, Рей, важно, чтобы ты сам мог ходить по баракам…
Далее купец объяснил мне, как именно они отбирают женщин, детей,
а иногда и мужчин для покупки. Первое — крестьяне и горожане, что
недавно попали в рабство за долги. Таких можно было вычислить по
грязной, но обычной одежде, с которой они еще не расстались.
Большинство давнишних рабов носят туники из грубой парусины. Такие
люди обычно с радостью принимают новую присягу и становятся
королевскими крепостными, возвращаясь к ремеслу или земледелию уже
в Кибашаме. Второе — подростки. Кибашамцы покупали ровесников Сопли
и Невера, чтобы вырастить солдатами гвардии. Обычно мальчиков
северянам показывали не очень охотно, ведь на них и так есть спрос,
если они здоровы, а вот женщин с детьми никто брать не хотел.
Вейхоль заверил, что если парнишки будут в норме, то их выкупят и
подготовят к путешествию.
Собственно, на этом моменте Осиор попросил меня удалиться, для
того, чтобы он уже сам продолжил общаться с купцом.
Не знаю, чем учитель обнадежил северного дельца, но выходил
бородач из кабинета светящимся довольством, как начищенный медный
чайник. Учитель же наоборот, был почти напряжен — так
сосредоточен.
— О том, что в доме был кибашамец — ни слова, понял? — сказал
мне учитель.
Я только активно закивал в ответ. Что уж тут непонятного. Если
работорговцы прознают о нашем уговоре, то поднимется такой вой, что
просто из принципа кибашамцы уедут с полупустыми трюмами, а тех,
кого они смогут купить — продадут втридорога. И хорошо, если так
будет только в этом году. Работорговцы могли затаить обиду на
долгое время, а создавать северянам проблем как-то не хотелось.