– Мне звонили Фирсов и Романов. Они уже там.
Вишневский перестал дергать ногами, как эпилептический больной. Он медленно утянул свое холеное тело с паркета и поднялся на ноги.
– И что? – спросил он.
– Они встретились с нужным человеком.
Тут заволновалась девушка, с которой был Андрей. Он приподнялась с кресла и с придыханием спросила, глядя прямо в крошечную видеокамеру – одну из пяти, закрепленных за гейм-холлом Андрюши Вишневского.
– С Сергеем? Да, Борис Борисыч?
– Да так ты сама сказала, Лена. Что же теперь спрашивать? Нужно признать, что он в самом деле… по крайней мере, Романов заявил, что сходство просто поразительное. Этот Сережа Нищин, или как его там – он действительно подходит.
Но парень оказался с норовом, пришлось его немного подставить.
– Как?
– Да организовать ему небольшой проигрыш в казино. До того он что-то ерепенился, непонятно к чему, а теперь вроде должен пойти на попятную. Иного у него просто не остается. А твой муженек, Лена, – в голосе Бориса Борисовича зазвучали саркастические нотки, – а твой муженек, Фирсов, кажется, ничего и не знает. В смысле – он не знает, что этого человечка на замену Аскольду посоветовала ты. Что он, Сережа Нищин, какой-то там твой друг детства.
Лицо Лены еще более помрачнело. Она что-то глухо пробормотала и отвернулась.
Эйхман сказал:
– Скажи своей охране, чтобы меня пропустили. А то сколько меня знают, никак не могут запомнить… остолопы.
– Ладно, – сказал Андрюша, вскарабкиваясь на стол с ногами и нажимая кнопку на белом щитке – центральном распределителе в системе сигнализации его внушительного жилища.
– Входи, поднимайся, Борисыч.
Не успел Борис Борисович Эйхман подняться на второй этаж Андрюшиного подмосковного коттеджа, как снова позвонили, и на засветившейся экранной панели появилось характерное лицо: угловатые черты, пронизывающие глаза под массивными надбровными дугами, внушительный нос и властные очертания рта и подбородка. Человек напоминал сильно похудевшего Уинстона Черчилля и словно в подтверждение этого сходства курил сигару. При виде его Андрюша Вишневский подпрыгнул на столе и снова повалился на паркет. Лицо укрупнилось, и метровые губы на огромной панели экрана искривились в сардонической усмешке:
– Что же ты, Андрюша, так неловко? Опять переусердствовал с творческими стимуляторами?