– Мне удалось выяснить, что самолетик был с секретом, только секретик этот в одном серьезном ведомстве находится. Тут без твоих знакомых олигархов не обойтись. Они ведь и сами заинтересованы в том, чтобы брюлики нашлись. Как-никак, процент солидный с них имеют.
– Ты с каких это пор чужие проценты считаешь? – съязвил Хрюкин.
Бенедиктов смутился, покраснел. Вопрос о столичных олигархах был больной темой. Если честно, Бенедиктов всегда выступал против их участия в деле. Без движения «тропистов» у них своих кормушек воз и маленькая тележка имеется. А теперь вот им самим помощь этих самых олигархов понадобилась…
– Ладно, – произнес вконец успокоившийся Аркадий Виссарионович, – все материалы, которые собрал, мне на стол, разберемся.
Хрюкин нашарил рукой кнопку вызова секретарши:
– Катерина, принеси нам чего-нибудь выпить.
Через секунду в дверях появилась симпатичная мордашка девушки. Она поставила поднос на стол и подала стаканы с белой жидкостью Хрюкину и Бенедиктову.
Аркадий Виссарионович поднес стакан ко рту, отхлебнул и тут же выплюнул. Лицо его побагровело, и без того маленькие глазки сделались щелочками:
– Это что? – взвизгнул он, обращаясь к секретарше.
– М-молоко, – растерянно произнесла девушка.
– Мо-ло-ко?! – по слогам, издевательски, произнес шеф.
Катерина подхватила стакан и, сделав глоток, утвердительно покачала головой:
– Молоко, – произнесла она.
– Сколько раз я просил не подавать мне с утра молоко. Молоко, пойло для лохов!!! Ты что, телевизор не смотришь?
Девушка, вытаращив глаза, обалдело уставилась на хозяина. По телевизору она смотрела только две передачи: трансляцию «Тарзан-шоу» и «Новости шоу-бизнеса». При чем тут молоко и телевизор, она не поняла.
– Я по утрам пью кефир. Ке-фир, ке-фир!!! Сейчас же убери эту гадость вон.
Секретарша схватила стаканы со стола и почти бегом покинула кабинет. Она прикрыла за собой дверь и, размазывая по щекам слезы пополам с косметикой, уселась на свое место. Вот не повезло – молоко, кефир. Какая разница? И то и другое белое, лишь бы придраться к девушке.
Катерина погрозила кулачком в сторону закрытой двери и тихим шепотом произнесла:
– Сатрап! Сатрап! Сатрапище, полный сатрап, вонючий сатрап…
Это слово, единственное, вынесенное ею с уроков истории, значило самую высокую степень негодования. Она смутно представляла его смысл, но как ругательство звучало оно необыкновенно красиво. Через минуту снова раздался голос Хрюкина: