Следовательно, остается одно. Попробуйте покопать личную жизнь Евгения. Думаю, именно там может быть ключ к разгадке этого преступления.
Я неожиданно спросил Лагутина:
– А что вас заставило пойти на беседу со мной, если нам практически не о чем говорить?
– Вам, видимо, не сказали, но сейчас уже не вижу смысла скрывать, что заказчиком расследования является группа людей, входящих в Губернский Экономический Совет. Могу пойти дальше и раскрыть вам мотивы, побудившие нас пойти на частное расследование. Несмотря на то, что я вам сказал выше, данное убийство может быть следствием чего угодно.
Попросту говоря, мы ни хрена не понимаем, что происходит, – даже сквозь дымчатые очки я углядел ту страсть, которую выражали глаза Лагутина. – Для того чтобы разобраться в ситуации и работать с более сложными версиями и ходами, мы должны исключить самые простейшие версии, а именно убийство на бытовой почве или на каких-то личных мотивах. Для этого были наняты вы. Вот, собственно, и все, о чем я могу вам сказать.
Чем скорее вы это сделаете, тем быстрее вы снимете ту неопределенность, которая воцарилась в делах и умах.
– К сожалению, мое время истекло, я должен ехать, – поставив чашку на стол, Лагутин решительно поднялся.
Поздно вечером я подводил итоги двухдневного расследования.
Они были скудны, и к помощи своего Приятеля я прибегать не стал. За два дня я переообщался с хреновой тучей всяких чинуш и бизнесменов, и каков результат? Главным было то, что они все твердили о своем непонимании причин происшедшего, ведущей версией они считают бытовую версию и сведение личных счетов. При этом лишь один Лагутин откровенно сказал, что ведущей эту версию они называют потому, что просто хотят убедиться, что ни политика ни экономика здесь ни при чем.
Смущало, однако, некое разночтение в подходах к расследованию Лагутина и Передреева: последний назвал мне в качестве наиболее вероятной экономическую подоплеку преступления. „А может быть, действительно, бытовуха?
Какие-нибудь тайные связи..?
Наутро я все же решился побеспокоить Приятеля. Это дело все меньше и меньше начинало мне нравится, и мне требовался хороший советчик. Каково же мое удивление, когда на стандартное приветствие и пожелание послушать от него что-то путное, выразившиеся в извечно русском вопросе: