Все они были страшные консерваторы, новые идеи воспринимали в штыки. Им бы сидеть, не поднимая своих задниц с нагретых кресел, да вот беда, еще и работать надо. А с тем, что Никитин им сейчас изложит, столько возни поначалу будет, что, они просто взвоют. Но это их проблема, Никитин доклад им делать будет не для того, чтобы получить их одобрение и согласие, а только для того, чтобы понимали смысл того, к исполнению чего приступят уже сегодня.
– Ну что, все собрались, соратнички?
Никитин поднялся, обвел всех собравшихся внимательным взглядом.
«Прижухли, – подумал он. – Думают, как со мной жить, как приспособиться к новой метле. Эх вы, козлы государственные, чиновнички…»
– Итак, я собрал вас, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие – нам предстоит большая работа. Хватит греть задницы на теплых креслах. Позволю себе еще одну цитату. Нельзя ждать милости от криминального мира – взять ее самим – вот наша задача.
Никитин чувствовал, как у его подчиненных мозги съехали набекрень.
«Ладно, – решил Никитин, – хватит над вами издеваться.»
– Теперь серьезно. Первое, что предстоит нам с вами сделать – поменять лидеров криминальных группировок, контролирующих Москву. На их место поставить своих людей, проверенных, надежных, а главное – подконтрольных, управляемых. Из тех, кто запуган, кто куплен, кто зависит от нас. В ряде случаев это могут быть наши сотрудники, если их удастся ненавязчиво внедрить и провести на нужную должность в группировке. Если нам это удастся – мы сможем контролировать всю Москву.
«А я стану, фактически, самым крупным московским „авторитетом“, – ухмыльнулся про себя Никитин, весьма довольный такой перспективой.
– Поэтому тебе, Сережа, – продолжил Никитин, – с завтрашнего дня предстоит начать массовый отстрел лидеров группировок.
Лицо у Коробова вытянулось, но он промолчал, дожидаясь продолжения.
Зато вылез, как обычно, Иван Иваныч из «Матросской тишины», и, как всегда, совершенно невпопад, что стало дурацкой традицией этого кабинета.
– Так их, блядей. Давно пора, – прогудел он.
– Помолчите, – поморщился Никитин.
Его предложения по персоналиям, кого – убирать, кого – оставить, особых мнений не вызвали.
Большеданов, правда, пытался возражать против ликвидации филевского лидера – Ноздря. Фамилия авторитета, который «качал права» в Филях, была не Ноздрев, а Ноздырев, поэтому звался он не уничижительным женским именем Ноздря, а странноватым, но несомненно мужским и более твердым – Ноздрь. Коренные москвичи произносили по-московски, с ударением на первом слоге – Ноздарь.