— Я могу немедленно отправить туда людей, сьер, — раздался сиплый голос генерала Вилтора. — И завтра на рассвете она уже будет здесь...
— Не надо, — приглушенно отозвался Фаррет. — Не надо... И оставь меня, Кэйн. Я же сказал, что никого не хочу видеть...
В комнату прошмыгнула служанка с подносом.
— Ваш ужин, сьер, — тихо произнесла она и пристроила поднос на край письменного стола.
Фаррет смерил ее равнодушным взглядом. Он едва ли знал всех служанок в лицо, но эту запомнил: уж слишком страшненькой она была, хоть и проворной. Она появилась в его особняке совсем недавно, но уже успела освоиться и с легкостью предугадывала его желания.
— Я не буду ужинать, Мирэль, — бросил он ей.
— Я Морана, сьер, — все так же тихо поправила его девица.
Фаррет никак на это не среагировал: имена служанок он запоминал еще хуже, чем внешность.
— Унеси, — повторил он приказ. — Только бридд оставь...
Служанка послушалась. Оставила на столе графин с темно-коричневым напитком и бесшумно удалилась.
— Спокойной ночи, Роун, — генерал тоже направился в сторону двери. — Но если ты вдруг решишься...
— Спокойной ночи, Кэйн, — оборвал его Фаррет и прикрыл глаза.
Но побыть в одиночестве ему не дали. Снова приоткрылась дверь, и комнату тотчас наполнили ароматы жасмина и розы. Когда-то они нравились Фаррету, теперь же вызывали раздражение.
— Зачем пришла, Петра? — не открывая глаз, произнес он.
— Зачем я обычно прихожу к тебе? — голос сладкий, обволакивающий, точно мед. — Чтобы скрасить твой вечер. Хватит хандрить, Роун.
Женские ладони легли ему на плечи, чуткие пальцы уверенно прошлись по шейным позвонкам и ключицам, осмелев, ловко расстегнули верхние пуговицы на рубашке, скользнули под ткань и огладили грудь, затем проворной змейкой заскользили ниже, но у пояса брюк замерли.
— Позволь помочь тебе расслабиться, — раздался горячий шепот над самым ухом.
Плоть Фаррета против воли откликнулась на ласки, напряглась, требуя продолжения. Петра была искусной любовницей, и тело прекрасно помнило об этом. Но перед мысленным взором возникло совсем другое женское лицо, в обрамление светлых локонов. На нежных губах застыла усмешка, а в голубых глазах — издевка. Сердце Фаррета вновь затопила горькая ярость.
— Позволяю... — выдохнул он, будто в отместку.
Петре не нужно было повторять. В секунду она обогнула кресло и опустилась перед Фарретом на колени. Он даже не шевельнулся, позволяя ей делать все самой. Петра все так же проворно освободила его возбужденную плоть из брюк и, обхватив ствол плотно губами, приступила к своим умелым ласкам. Дерзкий танец языка сменяли пальцы, темп ускорялся, все больше приближая Фаррета к разрядке. Он нетерпеливо запустил ладонь в темные густые волосы Петры и надавил на затылок, заставляя ее глубже насаживаться на плоть. А перед глазами все так же стоял образ другой, и она уже не просто насмехалась над ним, а хохотала в голос.