Выхватив из второго кармана трофейный великокняжеский браунинг,
перекатившись в сторону, Распутин разрядил всю обойму в
надоедливого британца, в одиночку нанесшего больше ущерба, чем все
остальные враги, вместе взятые. “Хреновый из меня интриган, -
подумал “святой старец”, оглядывая резиденцию британской разведки,
ставшую за несколько минут полем боя. - Такой шикарный план -
превратить своих убийц в информационное оружие, и всё прахом из-за
какого-то мистера Х. В дневниках Дальберга про него не было ни
слова. Кстати, неплохо бы познакомиться.”
Распутин с опаской приблизился к лежащему ничком телу в морской
офицерской форме, перевернул и присвистнул:
- Неплохо я, однако, съездил в гости…
Вздох и негромкий стон отвлёк Распутина от лицезрения
незапланированного участника импровизированного представления.
Вернувшись к дивану, Григорий увидел открытые глаза великого князя
Дмитрия Павловича и его губы, шевелящиеся в попытке что-то
произнести. Быстро убрав ремни, заменявшие наручники, Распутин без
лишних слов снял с себя повязку, соорудил из нее тампон и приложил
к пульсирующей кровью ране князя.
-Что-то хотел спросить, Дима? - привалившись к краю дивана и на
минуту закрыв от усталости глаза, прошептал Григорий, понимая, что
без передышки свалится в обморок или умрёт, не успев сделать ничего
из предписанного.
-Откуда?... Как ты узнал? - с трудом выдавил из себя аристократ,
заходясь кашлем.
-Из грядущего, - коротко ответил Распутин, не открывая глаз и не
поворачивая головы. Сочинять что-либо не имело смысла. Как врач, он
знал - с такими ранами не живут.
-Значит всё это правда? Про расчленение, про ликвидацию
Империи…
-Правда ещё горше, Дима. Чтобы она была полной, надо добавить
расстрел царской семьи, полное уничтожение дворянского сословия и
гибель десяти миллионов бывших подданных Российской империи в огне
гражданской войны…
Дмитрий Павлович закрыл глаза, по его щеке скатилась огромная
слеза.
- Мне очень жаль… Я не знал… Правда…
-Это хорошо, что тебе жаль, Дима… Значит ТАМ тебе будет гораздо
легче, - тихо произнес Григорий после паузы. - Ты прости, я твоим
пистолетиком воспользовался, завалил одного гада. Вот, возвращаю.
Держи! Не годится боевому офицеру на поле боя без оружия…
Распутин вложил в слабеющую руку князя разряженный браунинг,
стащил ставшие тесными перчатки, с трудом поднялся на ноги и побрел
на свежий воздух, подгибая колени и спотыкаясь. Требовалось
определить, какой эффект на окружающих произвел столь шумный
“банкет”, но больше всего не хотелось оставаться рядом с умирающим.
У Григория, видевшего сотни смертей, именно сейчас подкатил ком к
горлу и задрожали пальцы. “Соберись, тряпка!” - зашипел он сам на
себя, еле переставляя ватные ноги.